Не жалею я свою душу в последнее время...ох не жалею...Разве можно столько сразу на нее взваливать? О многом думаю, многое переживаю...Музыка, книги, собственные чувства...
Поступки людей...Что движет ими в том или ином случае? Пытаюсь разгадать...Особенно интересны те люди, действия которых как-то влияют на мое отношение к ним...Что-то вызывает просто ярость, но кое-что вводит в растерянность...Появляется надежда...и страх...Тот самый...Именно его я скрывал, откладывал, уговаривал...Мысль, что это не произойдет, успокаивала меня...А теперь я перед выбором...Я чувствую запах невозможного, слышу его звонкие речи, вижу его размытые тени...Но есть земное, близкое мне...Где светит солнце, чувствуешь себя счастливым и где не надо выдумывать красочные картины...До него я могу дотянуться рукой...Если я не ошибаюсь, оно само тянется ко мне...надо только дотронуться...Это тот самый выбор...Где нужно рисковать...И я на этом перекрестке...И я сижу и смотрю...думаю...Здесь то мне и надо понять себя и поступки людей...я сделаю выбор...
Дочитал великолепное произведение братьев Стругацких - "Пикник на обочине". Концовка...Ее я перечитывал несколько раз подряд...С каждым разом она отдавалась в душе все сильнее и сильнее...
"А мальчишка все спускался, приплясывая по крутому спуску, отбивая немыслимую чечетку, и белая пыль взлетала у него из под каблуков, и он что то кричал во весь голос, очень звонко, и очень весело, и очень торжественно, — как песню или как заклинание, — и Рэдрик подумал, что впервые за все время существования карьера по этой дороге спускались так, словно на праздник. И сначала он не слушал, что там выкрикивает эта говорящая отмычка, а потом как будто что то включилось в нем, и он услышал:
— Счастье для всех!.. Даром!.. Сколько угодно счастья!.. Все собирайтесь сюда!.. Хватит всем!.. Никто не уйдет обиженный!.. Даром!.. Счастье! Даром!..
А потом он вдруг замолчал, словно огромная рука с размаху загнала ему кляп в рот. И Рэдрик увидел, как прозрачная пустота, притаившаяся в тени ковша экскаватора, схватила его, вздернула в воздух и медленно, с натугой скрутила, как хозяйки скручивают белье, выжимая воду. Рэдрик успел заметить, как один из пыльных башмаков сорвался с дергающейся ноги и взлетел высоко над карьером. Тогда он отвернулся и сел. Ни одной мысли не было у него в голове, и он как то перестал чувствовать себя. Вокруг стояла тишина, и особенно тихо было за спиной, там, на дороге. Тогда он вспомнил о фляге без обычной радости, просто как о лекарстве, которое пришло время принять. Он отвинтил крышку и стал пить маленькими скупыми глотками, и впервые в жизни ему захотелось, чтобы во фляге было не спиртное, а просто холодная вода...
Господи, да где же слова то, мысли мои где? Он с размаху ударил себя полураскрытым кулаком по лицу. Ведь за всю жизнь ни одной мысли у меня не было! Подожди, Кирилл ведь что то говорил такое… Кирилл! Он лихорадочно копался в воспоминаниях, всплывали какие то слова, знакомые и полузнакомые, но все это было не то, потому что не слова остались от Кирилла, остались какие то смутные картины, очень добрые, но ведь совершенно неправдоподобные…
Но как же мне было сталкерство бросить, когда семью кормить надо? Работать идти? А не хочу я на вас работать, тошнит меня от вашей работы, можете вы это понять? Я так полагаю: если среди вас человек работает, он всегда на кого то из вас работает, раб он и больше ничего, а я всегда хотел сам, сам хотел быть, чтобы на всех поплевывать, на тоску вашу и скуку…
Жарило солнце, перед глазами плавали красные пятна, дрожал воздух на дне карьера, и в этом дрожании казалось, будто Шар приплясывает на месте, как буй на волнах. Он прошел мимо ковша, суеверно поднимая ноги повыше и следя, чтобы не наступить на черные кляксы, а потом, увязая в рыхлости, потащился наискосок через весь карьер к пляшущему и подмигивающему Шару. Он был покрыт потом, задыхался от жары, и в то же время морозный озноб пробирал его, он трясся крупной дрожью, как с похмелья, а на зубах скрипела пресная меловая пыль. И он уже больше не пытался думать. Он только твердил про себя с отчаянием, как молитву: «Я животное, ты же видишь, я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле такой… всемогущий, всесильный, всепонимающий… разберись! Загляни в мою душу, я знаю, там есть все, что тебе надо. Должно быть. Душу то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, — ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов: „СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!“"
Хочется окунуться в спокойствие и тишину...подумать о многом, найти себя...Да, спокойствие...