Not all who wander are Lost...
Как часто со мной случалась ситуация, когда я хотел найти интересный или важный для меня момент книги, но безуспешно...Две строчки затерялись на бескрайних просторах страниц, предложений, диалогов...И вот, наконец, выработалась привычка...Как только встречается момент, который мне хотелось бы найти в будущем, или просто запомнить, я загибаю уголок страницу, оставляя, так сказать, небольшую пометку...Очень полезная и нужная, лично для меня, привычка...
Дочитал наконец две просто замечательные книги из серии "Классическая и современная проза"...
1) Уильям Голдинг - "Шпиль"
2) Андре Моруа - "Письма незнакомке"
Вот случайно нашел на полке...
Начну с первой книги "Шпиль"...Книгу я дочитывал во втором часу ночи, так как оставлять на несколько часов чтение, буквально в шаге от концовки, было невозможно..."История полубезумного настоятеля собора, возмечтавшего доказать свою преданность Богу созданием великолепного шпиля. История человеческой гордыни - и человеческой скудости, плотской страсти - и высокой, страшной любви к Высшему..." Что двигало этим человеком? Он жертвовал всем, готов был играть людскими жизнями и судьбами...и все ради четырехсотфутового шпиля, ради камней, дерева и стекла, ради своей веры, ослепившей его, которая довела настоятеля до страшного безумия и свела в могилу...Но даже при смерти он думал о шпиле, о своей избранности...У него был покровитель - ангел...был и искуситель - диавол...И бесы, рвущиеся в собор...Он грезил на яву, мечтал и...губил. Губил сам собор, губил людей, губил себя...
Заслуживающее внимание произведение...
И вторая книга..."Письма незнакомке". Анотация: "Рассказы разных лет, но прежде всего - гениальные "Письма незнакомке". Парадоксальные, полные тонкого юмора и лиризма, они до сих пор считаются своеобразным "эталоном жанра" и до сих пор вызывают множество вопросов. Существовала ли таинственная Незнакомка, которой Моруа давал советы, достойные Лакло и Овидия? Быть может, это не столь уж и важно?" Книга - это сборник писем таинственной незнакомке...И в каждом письме, автор рассматривает одну из многочисленных граней нашей жизни, размышляет, рассказывает, отстаивая свою точку зрения и доказывая цитатами различных людей...Я был просто поражен, как точно совпадает все с окружающей действительностью...Андре Моруа видимо хорошо разбирался в людях и был очень образованным человеком...Уже сейчас я перечитываю некоторые из писем...и сам начинаю понимать все тонкости в людях...А потом с улыбкой вспоминаю нашу жизнь и точно такие же ситуации, и теперь я знаю, что двигало людьми в том или ином случае...Гениально и просто...Эту книгу стоит прочитать, а если такой возможности нет, то хотя бы какие-нибудь отрывки...Выкладываю наиболее понравившиеся мне письма и фразы...Будет лишнее время, прочитайте...
Об одной встречеОб одной встрече
В тот вечер я был не один в "Комеди Франсез". "Давали всего-навсего Мольера", но с большим успехом. Владычица Ирана* от души смеялась; Робер Кемп, казалось, блаженствовал; Поль Леото* притягивал к себе взоры.
Сидевшая рядом с нами дама шепнула мужу: "Скажу по телефону тетушке Клемансе, что видела Леото, она обрадуется".
Вы сидели впереди, закутавшись в песцовые меха, и, как во времена Мюссе, покачивалась предо мною подобранная "черная коса на дивной гибкой шее". В антракте вы нагнулись к подруге и оживленно спросили: "Как стать любимой?". Мне в свой черед захотелось нагнуться к вам и ответить словами одного из современников Мольера: "Чтобы понравиться другим, нужно говорить с ними о том, что приятно им и что занимает их, уклоняться от споров о предметах маловажных, редко задавать вопросы и ни в коем случае не дать им заподозрить, что можно быть разумней, чем они"*.
Вот советы человека, знавшего людей! Да, если мы хотим, чтобы нас любили, нужно говорить с другими не о том, что занимает нас, а о том, что занимает их. А что занимает их? Они же сами. Мы никогда не наскучим женщине, коль станем говорить с нею о ее нраве и красоте, коль будем расспрашивать ее о детстве, о вкусах, о том, что ее печалит. Вы также никогда не наскучите мужчине, если попросите его рассказывать о себе самом. Сколько женщин снискали себе славу искусных слушательниц! Впрочем, и слушать-то нет нужды, достаточно лишь делать вид, будто слушаешь.
"Уклониться от споров о предметах маловажных". Доводы, излагаемые резким тоном, выводят собеседника из себя. Особенно когда правда на вашей стороне. "Всякое дельное замечание задевает", - говорил Стендаль. Вашему собеседнику, возможно, и придется признать неопровержимость ваших доводов, но он вам этого не простит вовеки. В любви мужчина стремится не к войне, а к миру. Блаженны нежные и кроткие женщины, их будут любить сильнее. Ничто так не выводит мужчину из себя, как агрессивность женщины. Амазонок обожествляют, но не обожают. Другой, вполне достойный способ понравиться - лестно отзываться о людях. Если им это перескажут, это доставит им удовольствие и они в ответ почувствуют к вам расположение.
- Не по душе мне госпожа де..., - говорил некто.
- Как жаль! А она-то находит вас просто обворожительным и говорит об этом каждому встречному.
- Неужели?.. Выходит, я заблуждался на ее счет.
Верно и обратное. Одна язвительная фраза, к тому же пересказанная недоброжелательно, порождает злейших врагов. "Если бы все мы знали все то, что говорится обо всех нас, никто ни с кем бы не разговаривал". Беда в том, что рано или поздно все узнают то, что все говорят обо всех.
Возвратимся к Ларошфуко: "Ни в коем случае не дать им заподозрить, что можно быть разумней, чем они". Разве нельзя одновременно и любить, и восхищаться кем-то? Разумеется, можно, но только если он не выражает свое превосходство с высокомерием и оно уравновешивается небольшими слабостями, позволяющими другим в свой черед как бы покровительствовать ему. Самый умный человек из тех, кого я знал, Поль Валери, весьма непринужденно выказывал свой ум. Он облекал глубокие мысли в шутливую форму; ему были присущи и ребячество, и милые проказы, что делало его необыкновенно обаятельным. Другой умнейший человек и серьезен, и важен, а все же забавляет друзей своей неосознанной кичливостью, рассеянностью или причудами. Ему прощают то, что он талантлив, потому, что он бывает смешон;и вам простят то, что вы красивы, потому, что вы держитесь просто. Женщина никогда не надоест даже великому человеку, если будет помнить, что он тоже человек.
Как же стать любимой? Давая тем, кого хотите пленить, веские основания быть довольными собой. Любовь начинается с радостного ощущения собственной силы, сочетающегося со счастьем другого человека. Нравиться - значит и даровать, и принимать. Вот что, незнакомка души моей (как говорят испанцы), хотелось бы мне вам ответить. Присовокуплю еще один - последний - совет, его дал Мериме своей незнакомке: "Никогда не говорите о себе ничего дурного. Это сделают ваши друзья". Прощайте.
О пределах нежностиО пределах нежности
Поль Валери превосходно рассуждал о многом, и в частности о любви; ему нравилось толковать о страстях, пользуясь математическими терминами:
Он вполне резонно считал, что контраст между точностью выражений и неуловимостью чувств порождает волнующее несоответствие. Особенно пришлась мне по вкусу одна его формула, которую я окрестил теоремой Валери:
"Количество нежности, излучаемой и поглащаемой каждодневно, имеет предел".
Иначе говоря, ни один человек не способен жить весь день, а уж тем более недели или годы в атмосфере нежной страсти. Все утомляет, даже то, что тебя любят. Эту истину полезно напоминать, ибо многие молодые люди, равно как и старики, о ней, видимо, и не подозревают. Женщина упивается первыми восторгами любви; ее переполняет радость, когда ей с утра до вечера твердят, как она хороша собой, как остроумна, какое блаженство обладать ею, как чудесны ее речи; она вторит этим словословиям и уверяет своего партнера, что он - самый лучший и умный мужчина на свете, несравненный любовник, замечательный собеседник. И тому и другому это куда как приятно. Но что дальше? Возможности языка не безграничны. "Поначалу влюбленным легко разговаривать друг с другом... - Заметил англичанин Стивенсон. - Я - это я, ты - это ты, а все другие не представляют интереса".
Можно на сто ладов повторять: "Я - это я, ты - это ты".
Но не на сто тысяч! А впереди - бесконечная вереница дней.
- Как называется такой брачный союз, когда мужчина довольствуется одной женщиной? - Спросил у американской студентки некий экзаменатор.
- Монотонный, - ответила она.
Дабы моногамия не обернулась монотонностью, нужно зорко следить за тем, чтобы нежность и формы ее выражения чередовались с чем-то иным.
Любовную чету должны освежать "ветры с моря": общение с другими людьми, общий труд, зрелища. Похвала трогает, рождаясь как бы невзначай, непроизвольно - из взаимопонимания, разделенного удовольствия, становясь неприменно обрядом, она приедается.
У Октава Мирбо есть новелла*, написанная в форме диалога двух влюбленных, которые каждый вечер встречаются в парке при свете луны.
Чувствительный любовник шепчет голосом, еще более нежным, чем лунная ночь:
"Взгляните... Вот та скамейка, о любезная скамейка!" Возлюбленная в отчаянии вздыхает: "Опять эта скамейка!" Будем же остерегаться скамеек, превратившихся в места для поклонения. Нежные слова, появившиеся и изливающиеся в самый момент проявления чувств, - прелестны. Нежность в затверждениях раздражает.
Женщина агрессивная и всем недовольная быстро надоедает мужчине; но и женщина невзыскательная, простодушно всем восторгающаяся не надолго сохранит свою власть над ним. Противоречие? Разумеется. Человек соткан из противоречий. То прилив, то отлив. "Он осужден постоянно переходить от судорог тревоги к оцепенению скуки", - говорит Вольтер. Так уж созданы многие представители рода человеческого, что они легко привыкают быть любимыми и не слишком дорожат чувством, в котором чересчур уверены.
Одна женщина сомневалась в чувствах мужчины и сосредоточила на нем все свои помыслы. Неожиданно она узнает, что он отвечает ей взаимностью.
Она счастлива, но, повторяй он сутки напролет, что она - совершенство, ей, пожалуй, и надоест. Другой мужчина, не столь покладистый, возбуждает ее любопытство. Я знавал молоденькую девицу, которая с удовольствием пела перед гостями; она была очень хороша собой, и потому все превозносили ее до небес. Только один юноша хранил молчание.
- Ну а вы? - Не выдержала она наконец. - Вам не нравится, как я пою?
- О, напротив! - Ответил он. - Будь у вас еще и голос, это было бы просто замечательно.
Вот за него-то она и вышла замуж. Прощайте.
О необходимой мере кокетстваО необходимой мере кокетства
"Клевета, сударь! Вы просто не понимаете, чем решили пренебречь",- говорит один из персонажей "Севильского цирюльника"*. Меня частенько так и подмывает сказать слишком доверчивой и непосредственной в любви женщине:
"Кокетство, сударыня! Вы просто на понимаете, к чему относитесь свысока".
Кокетство было и есть поразительно мощное и опасное оружие. Этот набор искусных уловок, так внимательно изученный Мариво, заключается в том, чтобы сначала увлечь, затем оттолкнуть, сделать вид, будто что-то даришь, и тут же отнять. Результаты этой игры поразительны. И даже зная заранее обо всех этих ловушках, все равно попадешься.
Если хорошенько подумать, это вполне естественно. Без легкого кокетства, порождающего первую робкую надежду, у большинства людей любовь не просыпается. "Любить - значит испытывать волнение при мысли о некоей возможности, которая затем перерастает в потребность, настойчивое желание, навязчивую идею". Пока нам кажется совершенно невозможным понравиться такому-то мужчине (или такой-то женщине), мы и не думаем о нем (или о ней). Не терзаетесь же вы от того, что вы не королева Англии. Всякий мужчина находит, что Грета Гарбо и Мишель Морган на редкость красивы, и восторгается ими, но ему и в голову не приходит убиваться от любви к ним.
Для своих бесчисленных поклонников они всего лишь образы, живущие на экране. И не сулят никаких возможностей.
Но стоит нам только принять на свой счет чей-либо взор, улыбку, фразу, жест, как воображение помимо нашей воли уже рисует нам скрывающиеся за ними возможности. Эта женщина дала нам повод - пусть небольшой надеяться? С этой минуты мы уже во власти сомнений. И вопрошаем себя:
"Вправду ли она интересуется мною? А ну как она меня полюбит? Невероятно. И все же ее поведение..."
Короче, как говаривал Стендаль, мы "кристаллизуемся" на мысли о ней, другими словами, в мечтах расцвечиваем ее всеми красками, подобно тому как кристаллы соли в копях Зальцбурга заставляют переливаться все предметы, которые туда помещают.
Мало-помалу желание превращается в наваждение, в навязчивую идею.
Кокетке, которой хочется продлить это наваждение и "свести мужчину с ума", достаточно прибегнуть к старой как род людской тактике: убежать, дав перед этим понять, что она не имеет ничего против преследования, отказать, оставляя, однако, проблеск надежды: "Возможно, завтра я буду ваша". И уж тогда незадачливые мужчины последуют за нею хоть на край света.
Эти уловки достойны осуждения, если кокетка употребляет их, дабы вывести из равновесия многочисленных воздыхателей. Такое поведение непременно заставит ее быть нервной и обманывать, разве только она чертовски ловка и умудриться, никому не уступая, не задеть самолюбия мужчин. Но и записная кокетка рискует в конце концов исчерпать терпение своих обожателей. Она, как Селимена у Мольера, погнавшись за несколькими зайцами сразу, в конечном счете не поймает ни одного.
Раз вы не можете в счастливой стороне,
Как все нашел я в вас, все обрести во мне,
Прощайте навсегда! Как тягостную ношу,
С восторгом наконец я ваши цепи сброшу(1).
Напротив, кокетство совершенно невинно и даже необходимо, если его цель - сохранить привязанность мужчины, которого любят. В этом случае женщина в глубине души не испытывает никакого желания кокетничать.
"Величайшее чудо любви в том, что она исцеляет от кокетства".
По-настоящему влюбленной женщине приятно отдаваться без оглядки и притворства, часто с возвышенным великодушием. Однако случается, что женщина вынуждена слегка помучить того, кого любит, так как он принадлежит к числу тех мужчин, которые не могут жить, не страдая, и которых удерживает сомнение.
Тогда даже целомудренной, но влюбленной женщине не зазорно притворяться кокеткой, дабы не потерять привязанность мужчины, подобно тому как сестре милосердия приходится иногда в интересах больного быть безжалостной. Укол болезнен, но целителен. Ревность мучительна, но она укрепляет чувство. Если вы, моя незнакомка, когда-либо позволите мне узнать вас, не будьте кокеткой. Не то я непременно попадусь в сети, как и всякий другой. Прощайте.
Об одной молоденькой девушкеОб одной молоденькой девушке
- Покорить мужчину... - Говорит она. - Но женщине не дано покорять. Она - существо пассивное. Она ждет нежных признаний... Или обидных слов. Не ей же проявлять инициативу.
- Вы описываете видимость, а не реальность, - возражаю я. - Бернард Шоу уже давно написал, что если женщина и ждет нежных признаний, то так же, как паук ждет муху.
- Паук ткет паутину, - отвечает она, - а, что, по-вашему, делать бедной девушке? Она или нравиться, или нет. Коли она не нравится, ее жалкие старания не способны преобразить чувства мужчины. Думаю, она скорее добьется обратного: Ничто так не раздражает юношу, как притязания девушки, к которой он равнодушен. Женщина, которая сама себя навязывает и делает первый шаг, добьется презрения мужчины, но не любви.
- Это было бы верно, - говорю я, - если бы женщина действовала неумело и было бы очевидно, что инициатива исходит от нее; но искусство как раз в том и заключается, чтобы сделать первые шаги незаметно. "Она бежит под сень плакучих ив, но хочет, чтобы ее увидели..." Отступая, заманить противника - вот старая, проверенная военная хитрость, она немало послужила и девицам, и солдатам.
- Это и в самом деле испытанная хитрость, - соглашается она, - но, если у неприятеля нет ни малейшего желания преследовать меня, мое бегство ни к чему не приведет, я так и останусь в одиночестве под сенью плакучих ив.
- Вот тут-то вы, женщины, и должны постараться пробудить в мужчине желание преследовать вас. Для этого разработана целая тактика, и вам она знакома лучше, нежели мне. Надо ему кое-что позволить, притвориться, будто он вас сильно занимает, потом неожиданно "все поломать" и решительно запретить ему то, что еще вчера он считал прочно завоеванным. Контрастный душ - встряска суровая, но под ним и любовь, и желание растут как на дрожжах.
- Вам-то легко говорить, - возражает она, - но такая тактика предполагает, во-первых, хладнокровие у той, что приводит замысел в исполнение (а как подвергнуть испытанию человека, чей голос заставляет вас трепетать? ); во-вторых, необходимо, чтобы испытуемый мужчина уже начал обращать на нас внимание. В противном случае катайте, сколько хотите, клубок ниток, котенок отказывается играть.
- Ни за что не поверю, - говорю я, - что молоденькая и хорошенькая девушка не в силах заставить мужчину обратить на нее внимание; для начала достаточно завести речь о нем самом. Большинство представителей сильного пола кичатся своей специальностью. Терпеливо выслушивайте их разглагольствования о профессии и о них самих - этого вполне достаточно, чтобы они сочли вас умницей и почувствовали желание снова увидеться с вами.
- Стало быть, надо уметь и поскучать?
- А как же, - подтверждаю я. - Это уж само собой разумеется. Касается ли дело мужчин или женщин, любви или политики, в этом мире преуспеет тот, кто умеет и поскучать.
- Ну, а тогда я предпочитаю не преуспевать, - замечает моя собеседница.
- Я тоже, - соглашаюсь я, - и, бог свидетель, уж в этом-то мы с вами преуспеем. Вот такой разговор, querida (дорогая), произошел у меня вчера с одной молоденькой девушкой. Ничего не поделаешь! Вас ведь рядом не было, а жить-то все-таки нужно. Прощайте.
О минуте, определяющей судьбуО минуте, определяющей судьбу
Неправда, прекрасная незнакомка, будто жизнь каждого из нас уже с самого нашего появления на свет или даже от века целиком и полностью предопределена силой, которую нельзя ни понять, ни сломить. В какой-то мере это несомненно так. Родись вы дурнушкой, жизнь ваша была бы иной, а ваша красота - результат сочетания хромосом ваших родителей, повлиять на который не в ваших силах. К этому надо добавить, что лицо в наши дни может изменить к лучшему хирург, что обаяние и ум красят людей и что душевный покой читается в чертах. Кому принадлежат слова о том, что после сорока лет всякий человек ответственен за свое лицо? Человеческая способность "подправлять судьбу" коренится прежде всего в том, как мы реагируем на события.
События эти идут своим чередом. Кто-то любит вас и вам в этом признается. Но война похищает его у вас;
экономический кризис разоряет его; в его жизнь вторгается другая женщина. Таковы факты. Но не в этих голых фактах причина ваших невзгод или вашего счастья. Каково будет ваше поведение перед лицом этих событий? Вот вопрос вопросов. Во многих ситуациях бывает такая минута - единственная, - когда от принятого вами решения будет зависеть весь ход вашей жизни. Я именую ее минутой, определяющей судьбу. Почему речь идет всего лишь об одной минуте? Так уж устроен мир. Благоприятный случай редко представляется дважды.
На войне бывает именно так. Сражение на Марне было единственным шансом изменить ход войны, и реализовать его нужно было мгновенно. Фон Клук продвигался вперед слишком быстро. Жоффр и Галье-ни сумели этим воспользоваться. В тот день, хотя об этом еще никто не подозревал, Германия проиграла войну. То же самое происходит и в "войне" полов. Однажды наступает такой миг, когда мужчина, который уже давно ухаживает за женщиной, внезапно замечает в ее глазах что-то кроткое и беспомощное:
это - предвестие его победы. Множество причин сыграли тут свою роль: благоприятный случай, отсутствие посторонних, тон беседы, предгрозье, прочитанная книга, какой-нибудь жест. Словом, она - в его власти.
Но если в этот единственный, благословенный вечер мы упустим случай, подумав, что он не раз еще повторится и при более благоприятных обстоятельствах, мы потеряем выпавший на нашу долю шанс, причем навсегда. Женщина или спохватится, или вспомнит о возможных опасностях, или начнет презирать нас за нерешительность. А главное - она выйдет из-под влияния необычайного стечения обстоятельств, склонившего ее к капитуляции. Сегодня победа не требовала усилий, не вызывала сомнений; завтра она будет недостижима.
Я размышлял о такой минуте, определяющей судьбу, перечитывая вчера превосходный роман Мередита "Трагические комедианты". Это - жизнеописание Фердинанда Лассаля, немецкого социалиста и трибуна, полюбившего юную девушку благородного происхождения и сумевшего покорить ее своею красотой и талантом, несмотря на то что она уже была невестой другого. Однажды она сказала ему: "В моей семье относятся к вам с неприязнью; убежим вместе!" Он медлил: "Зачем омрачать вашу жизнь скандалом? Потерпим несколько месяцев, и мы поженимся с согласия ваших родителей". Он так никогда и не получил ни согласия, ни жены; он был убит на дуэли женихом девушки. О, причудливая игра гордости и страсти! Злосчастный Лассаль погиб нелепо, защищая свою честь;
возлюбленная оплакала его, но было уже слишком поздно, затем она вышла замуж за убийцу.
Слишком поздно. Остерегайтесь, сударыня, стать жертвой этих ужасных слов. Мне знаком и другой подобный случай: во время последней войны одна женщина получила от любившего ее офицера предложение выйти за него замуж. Она попросила всего одну ночь на размышление и на следующий день написала ему, что согласна. Однако в тот день, 10 мая 1940 года, началось немецкое наступление. Офицер был послан на фронт, ее письмо затерялось. Придя в отчаяние из-за двойного краха - своей страны и своего чувства, - он принялся ухаживать за Смертью. Эта податливая особа, как правило, не оставляет без внимания своих кавалеров... Горькие раскаяния, сожаления стали уделом той женщины. Ибо она всегда желала этого брака и попросила отсрочки лишь из чувства приличия и самолюбия. Не лучше ли было тотчас же ответить "да"?
Мораль: Ответьте мне без промедления. Прощайте.
О пределах терпенияО пределах терпения
Для некоторых людей большое искушение - доходить в своей доброте до слабости. Живое воображение позволяет им угадывать, какую радость вызовет у ближнего уступка и как огорчит отказ с их стороны; они угадывают скрытые, глубокие причины, объясняющие прихоть или вспышку гнева, которые другой на их месте строго осудил. "Все понять - значит все простить". Эти прекраснодушные люди только и делают, что прощают и приносят одну жертву за другой.
В их поведении была бы святость, когда бы они приносили в жертву только самих себя. Однако люди созданы для жизни со святыми, и снисходительность становится непростительной, ибо она наносит непоправимый вред тем, к кому ее проявляют.
Чересчур нежный муж, недостаточно строгий отец, сами того не желая и не подозревая об этом, формируют нрав своей жены или детей. Они приучают их ни в чем не знать ограничений, не встречать отпора. Однако человеческое общество предъявляет к людям свои требования. Когда эти жертвы нежного обращения встретятся с суровой правдой жизни (а это неизбежно), им будет трудно, гораздо труднее, чем тем, кого воспитывали без излишней мягкости. Они попробуют прибегнуть к тому оружию, которое до сих пор им помогало, к сетованиям и слезам, ссылкам на плохое настроение и недуги, - но столкнутся с равнодушием или насмешкой и впадут в отчаяние. Причина многих неудачных судеб - неправильное воспитание.
В каждом доме, в каждой семье все ее члены должны знать, что их любят, что родные готовы пойти ради них на многое, но что есть предел всякому терпению и если они его переступят, то им придется пенять на себя. Поступать по-другому - значит потакать порокам, которые для них же губительны, и, кроме того, ставить себя в такое положение, которое нельзя долго вынести. Уплачивая долги игрока или транжира, благодетель разорится, но не поможет и не излечит тех, кого хотел спасти. Женившись из жалости и без любви, человек обрекает на несчастье и самого себя, и свою спутницу жизни. "Братья мои, будем суровы", - говорит Ницше. Поправим его: "Братья мои, сумеем быть суровыми"; фраза станет не такой красивой, но более человечной.
То, что я говорю здесь о людях, приложимо, разумеется, и к нациям. В семье наций существуют чересчур добрые народы. В международной политике, как и в "семейной политике", изречение: "Все понять - значит все простить" - вещь опасная. Сносить и оставлять без ответа действия, которые угрожают человечеству войной, не значит служить миру. Тут также должны быть четко установлены пределы. Народы, как и отдельные люди, заходят в своих требованиях слишком далеко и посягают на что-либо до тех пор, пока не встречают отпора. Система сил пребывает в равновесии, пока действие равно противодействию. Когда противодействия нет, равновесие невозможно.
Теперь вы знаете, что вас ожидает. Я с вами мягок и снисходителен. Если понадобится, я смогу быть суровым. Оставайтесь же и впредь мудрой и загадочной незнакомкой, существующей только в моем воображении. Прощайте.
Против учтивостиПротив учтивости
Дорогая, остерегайтесь чрезмерной учтивости. Это свойство заставляет и мужчин и женщин совершать больше глупостей, чем худшие из недостатков.
Об этой истине две притчи говорят, И много поразительных примеров...
У одной парижской четы был близкий друг - профессор Б., хирург, прекрасный человек, олицетворение порядочности, мастер своего дела. Но все мы стареем, и наступил день, когда скальпель начал дрожать в его руке, утратившей прежнюю крепость. Не без участия его коллег по городу распространился слух, что во время операций у Б. случаются досадные неудачи. И вот именно в это время в семье, связанной узами дружбы с Б., заболел муж. Врач после осмотра и назначения режима объявил, что необходима операция.
- Кто ваш хирург? - спросил он. Больной назвал имя профессора Б., врач состроил гримасу:
- Он был мастером своего дела, он все еще может дать дельный совет, но...
Супруги посовещались. Можно ли было обидеть бедного Б., пригласив кого-либо из его собратьев? Оба сочли подобное поведение жестоким.
- И крайне неучтивым! - добавила жена. - Подумай сам, ведь только на прошлой неделе мы обедали у них.
Этот неопровержимый довод все решил. Пригласили Б., он был рад оказать услугу приятелю и согласился.
- Операция пустяковая, - заметил он.
Операция и впрямь была неопасная, однако больной умер. Зато учтивость была соблюдена.
А вот другая притча. Некоего юношу частенько приглашали к себе друзья его семьи, у которых в Нормандии имелся просторный загородный дом. Дочь хозяев питала к нему явную склонность, и ее родители хотели их брака. Но, испытывая к этой юной особе дружескую привязанность, он находил ее не слишком красивой и не имел никакого намерения связать себя с нею на всю жизнь.
Однажды весенним вечером, когда стояла прекрасная погода, все небо было в звездах, а яблони - в цвету, он совершил неосторожность и после ужина выказал желание прогуляться при свете луны.
- Превосходная мысль, - заметила хозяйка, - Мари-Жанна составит вам компанию.
Молодые люди вышли в сад. Бледная дымка окутывала фруктовые деревья. Под ногами с трудом различалась росистая трава. Мари-Жанна безо всякого умысла ступила ногой в рытвину и упала. Естественным и непроизвольным порывом юноши было поддержать ее. Она очутилась в его объятиях, их губы оказались близки.
- Ах! Я всегда знала, что вы любите меня... - прошептала она в упоении.
Чтобы вывести ее из заблуждения, требовались твердость и присутствие духа. Юноша не обладал ни тем, ни другим. Он смирился с непоправимым. Губы совершили путь к роковому поцелую. С прогулки молодые люди возвратились женихом и невестой. Он прожил всю жизнь с женщиной, которая, как говаривал Сван, "была не в его вкусе".
Querida, если сочтете нужным, будьте чертовски неучтивой. Прощайте.
Нежная, как воспоминаниеНежная, как воспоминание
"Нежная, как воспоминание"... Так озаглавлен томик писем Гийома Аполлинера, который вам надлежит прочесть. Любовные письма ныне редки и кратки. Письма Аполлинера вас восхитят. К тому же они как нельзя более подходят вам, ибо также адресованы незнакомке.
Это произошло 1 января 1915 года. Артиллерийский капрал Костровицкий (в литературу он вошел как Гийом Аполлинер, по двум своим именам) сел в Ницце в марсельский поезд и увидел в купе прелестную девушку Мадлену П. Он был нежен и поэтичен и заговорил с незнакомкой о любви, стал читать ей стихи. Бодлер, Верлен, Вийон... Аполлинер и незнакомка знали наизусть одних и тех же поэтов. "Однако он читал или, вернее, негромко проговаривал стихи, - пишет она, - с такой простотой, что я не могла с ним сравниться; изумленная, я покорно уступала ему, едва начав какое-нибудь стихотворение..." До чего изящно сказано.
Он уезжал на фронт, она направлялась в Алжир;
они обменялись адресами, и завязалась чуть ли не ежедневная переписка. Сидя на мешке с овсом, положив бумагу на ствол упавшего дерева, капрал писал, воскрешая в памяти образ словоохотливой молодень
кой пассажирки с длинными ресницами. Будучи поэтом и рыцарем, он играючи сочинял дивные письма, усеянные стихотворными строфами:
Галопом мчат воспоминанья
К ее сиреневым глазам.
И беззаботные мечтанья
Меня уносят к небесам.
Вам кажется странным, querida, что эта переписка с незнакомкой, которую он видел всего три часа и даже ни разу не поцеловал, породила большую любовь? Я же полагаю, что нет ничего более естественного. После Стендаля и Пруста мысль о том, что источник любви скорее в нас, нежели в любимом существе, превратилась в общее место. Сердце солдата, балансирующего между жизнью и смертью, переполнено любовью. Появляется незнакомка - и его чувство, переливаясь через край, сосредоточивается на ней и кристаллизуется. История подсказывает нам, что больше всего любили тех женщин, которых редко видели. Данте ничего толком не знал о Беатриче; самым пламенным своим страстям Стендаль предавался главным образом в мыслях, а "прелестная девушка" из цикла романов "В поисках утраченного времени" только однажды промелькнула на перроне вокзала. Так и письма Аполлинера, становясь все более страстными и под влиянием разлуки пропитываясь неистовой чувственностью, стали гораздо более спокойными, стоило ему во время отпуска повидаться со своей любимой. "Великая сила женщин - в их отсутствии". Так что вы очень сильны, сударыня.
Если вам придутся по вкусу эти сокровенные признания поэта, прочтите затем и другие его любовные послания; вы обнаружите, что он нередко писал в один и тот же день сразу трем разным женщинам, посвящал им одинаковые, лишь с незначительными изменениями, стихи. Вас это коробит? Вы не правы, моя прелесть. Все влюбленные, блиставшие в эпистолярном жанре, поступали таким же образом. Шатобриан мог, не задумываясь, скопировать для госпожи де Кастеллан письмо, прежде написанное им госпоже Рекамье. А уж стихи и подавно! Как отказаться от такого замечательного оружия и не употребить его еще раз? Вас приводит в ужас эта неискренность? Но поэты как нельзя более искренни, querida. Для Аполлинера или Шатобриана все три женщины сливаются в один образ сильфиды, созданный их воображением. Поэтам нужны такие перевоплощения. Без них нет поэзии. "Неужели вы думаете, что, будь Лаура женой Петрарки, он бы всю жизнь писал сонеты?" - спрашивал великий Байрон.
Так что оставайтесь незнакомкой. Прощайте.
Принимать то, что даноПринимать то, что дано
Она говорит: "Мужской характер столь отличен от женского, что самый обыкновенный мужчина кажется неопытной женщине чудищем, упавшим с другой планеты. Для всякой женщины тот, кого она любит, представляет трудноразрешимую задачу. Женщина смышленая или хотя бы рассудительная стремится справиться с ней, принимая в расчет то, что дано. Она говорит себе: "Он таков, каков есть, этим он мне и интересен, но, если уж я люблю его, надо как-то приноровиться к нему". Женщина требовательная и пылкая отказывается принимать исходные данные, иначе говоря, черты физического и нравственного облика ее мужа или любовника; она наивно думает, что ей удастся его переделать.
Вместо того чтобы решить раз и навсегда: "Он таков от природы; как сделать его счастливым?", эта властная особа думает: "Как переделать его, чтобы он сделал счастливой меня?" Раз уж она его любит, ей хочется, чтобы он был безукоризненным, похожим на тот идеал, что навеян ей чтением книг и грезами. Она его донимает, порицает, изводит, ставит ему в укор слова и поступки, которые с улыбкой снесла бы от всякого иного.
Недоумевающим она ответит, что такое поведение с ее стороны уже само по себе доказывает силу ее чувств, что если она и впрямь более терпима к другим, то это скорее от безразличия, чем от снисходительности. Ей кажется естественным, что, решив быть верной одному мужчине, она хочет, чтобы он по крайней мере отвечал ее вкусам. В конечном счете она, по ее мнению, перевоспитывает его для его же блага, и с тех пор, как она за него принялась, он уже во многом изменился к лучшему... Все это так, но, на беду, люди, как правило, вовсе не желают "меняться к лучшему", да и нельзя лепить человеческие характеры, как лепят бюсты из глины.
Мужчина - и даже юноша - сформировался под влиянием наследственности, семьи, воспитания, у него уже есть за плечами определенный опыт. Сложился его физический облик; укоренились привычки; определились вкусы. Пожалуй, еще возможно - и то не сразу - исправить известные его слабости, если делать это с величайшей осмотрительностью, мягкостью и осторожностью, умасливая его комплиментами, подобно тому как ваятель увлажняет затвердевающую под его пальцами глину. Но прямая и запальчивая критика вынуждает мужчину защищаться. Любовь, которая должна служить надежным пристанищем, оказывается усеянной шипами угроз и наказов. Сначала, если он очень влюблен, мужчина смирится с принуждением, попытается стать лучше; однако потом его подлинная натура возьмет верх и он проклянет ту, которая ломает его; любовь ослабеет и умрет; быть может, он даже станет всем сердцем ненавидеть ту, что похитила у него самое дорогое сокровище - былую веру в самого себя. Так по вине слишком разборчивых женщин между супругами рождается скрытая злоба..."
Тут я прервал ее:
- Не слишком ли вы строги к женщинам? Вы говорите только об их заблуждениях. Неужели вы думаете, что мужчина охотнее принимает исходные данные и признает в той, кого любит, натуру законченную и достойную уважения?
- Милый друг, - говорит она, - если и существуют еще на свете безрассудные женщины, требующие, чтобы мужчина не был ни эгоистом, ни увальнем, ни слепцом, ни педантом, согласимся, что их дело безнадежно. Прощайте.
Принимать то, что дано. Письмо второеПринимать то, что дано. Письмо второе
"Недостаточно принимать людей такими, каковы они есть; надо желать их такими - вот суть подлинной любви". Высказывание это принадлежит Алену; он преподает нам весьма поучительный урок. Есть много смиренных и безрадостных женщин. Они принимают мужа и детей такими, "какие они есть", но при этом не обходятся без жалоб на них. "Не везет мне, - говорят они, - я могла бы выйти замуж за более удачливого или умного человека, который добился бы большего. У меня бы могли быть более способные и ласковые дети. Я знаю, что не в моих силах переделать их; я принимаю то, что мне даровано судьбой, но, когда я вижусь со своей подругой, чей муж преуспевает, а дети блестяще сдают экзамены, я испытываю легкую зависть и сожаление. И это вполне естественно".
Нет, сударыня, это отнюдь не естественно. Во всяком случае, если вы любите своих близких. В человеке, который нам по-настоящему дорог, нам дорого все - даже его недостатки. Без них он не был бы самим собой, а значит, не имел бы тех качеств, которые привязывают вас к нему. Ваши дети учатся не так успешно, как другие? Может быть, но разве они не милее и не живее других? Ваш муж не пользуется достаточным авторитетом? Но зато он так обаятелен. Ведь с характером происходит то же, что и с лицом. Когда любишь по-настоящему, в любимом существе не замечаешь ни причуд, ни морщин. Я знаю, что человек, который мне дорог, мало смыслит в искусстве и, если при нем затронут эту тему, он наговорит немало чепухи. Что мне до того! Я не краснею за него: в нем есть множество иных превосходных качеств. Ведь человек - нечто целое, и я не хочу ничего в нем менять. Иначе это будет уже не мой муж и не мой ребенок.
Подлинная любовь все делает прекрасным. Ваш супруг слишком часто употребляет одни и те же словечки? Пусть другие находят это смешным, вы к ним уже привыкли, и они не режут вам слух. У него страсть к политике? Сперва это вас забавляет, а потом вы начнете ее разделять. "А если его недостатки убивают во мне любовь к нему?" - спросите вы. Стало быть, вы его недостаточно любите или у вас не хватает терпения. Должно пройти время, прежде чем научишься жить с кем бы то ни было, даже со своими детьми, когда они вырастают. Я вот что хочу сказать: существует два разных подхода к людям. Первый состоит в том, чтобы взирать на них критическим оком - возможно, это справедливо, но сурово, это подход равнодушных. Другой соткан из нежности и юмора; при этом можно видеть все изъяны и недостатки, но смотреть на них с улыбкой, а исправлять мягко и с шуткой на устах. Это подход любящих. И где доказательства тому, что вы были бы счастливее, будь ваши близкие иными? Разве честолюбивый муж сделал бы вашу жизнь более приятной? Кто знает? Важные посты связаны с большими неприятностями и тяжкой ответственностью. Рискуешь их потерять, а падение болезненно. Но даже если все сложится удачно, разве в этом источник радости? Едва добившись одного, человек тут же тянется за другим. А вообще же никто не способен съесть больше того, что позволяет желудок. А привязанность, дружба легче расцветают в простой, непритязательной обстановке, чем в пустыне власти. Ваша единственная беда заключается в том, что вы считаете себя несчастной и мечтаете о том, чего у вас нет, вместо того, чтобы получать удовольствие от того, чем вы обладаете. Скажите же самой себе: "Мой муж застенчив, зато он мне мил. Мои дети не так уж талантливы, но они добрые и хорошие дети".
И тогда вы почувствуете себя счастливой. Ибо счастье именно в том и состоит, чтобы не желать перемен в тех, кого любишь. Вот и я принимаю вас такой, какая вы есть, - незнакомой и непознаваемой. Прощайте.
Первая любовьПервая любовь
Первая любовь на всю жизнь оставляет след в душе мужчины. Если это была счастливая пора, если женщина или девушка, которая впервые пробудила чувства юноши, ответила ему взаимностью и ни разу не дала ему повода усомниться в ее чувствах, атмосфера доверия и душевного покоя всегда будет сопутствовать ему. Если же в тот первый раз, когда он желал безоглядно довериться, его оттолкнули и предали, рана так никогда и не затянется полностью, а нравственное здоровье, пошатнувшись, долго не восстановится.
Нельзя сказать, что последствия таких разочарований всегда одинаковы. Любовь - это недуг, симптомы которого каждый раз проявляются по-разному. Байрон, которого Мэри Энн Чаворт презирала за его увечье, превратился в донжуана и заставлял всех остальных женщин расплачиваться за жестокосердие первой. Диккенс, отвергнутый за бедность Марией Биднелл, сделался властным, ворчливым, вечно недовольным мужем. И тому, и другому первая неудача помешала найти свое счастье.
Очень часто мужчина, несчастливый в первой любви, всю свою жизнь грезит о женщине поэтической и нежной, по-девически чистой и по-матерински доброй, дружелюбной и чувственной, все понимающей и послушной. В постоянной погоне за сильфидой он идет от увлечения к увлечению. Вместо того чтобы иметь дело с земными женщинами - пусть несовершенными и непростыми, но женщинами во плоти, он, как выражались романтические поэты, ищет ангела, а сам уподобляется зверю.
Бывает, что молодой человек, разочаровавшись в своих сверстницах, сближается с сорокалетней женщиной. Неуловимая доля материнской нежности, окрашивающая ее чувство, вселяет в него уверенность в ее неизменной нежности к нему. К тому же, сознавая, что она старше и что старость уже не за горами, она приложит все силы, чтобы удержать своего юного возлюбленного. Бальзак, вступивший в молодости в любовную связь с женщиной, которая была гораздо старше его, на всю жизнь сохранил веру в себя и несколько наивное бахвальство - качества, сослужившие ему службу в трудных жизненных битвах. Прибавьте к этому, что женщина лет тридцати пяти или сорока будет более надежным проводником в жизни, чем молоденькая девушка, ничего не знающая о трудностях, возникающих на жизненном пути. Но в таких союзах чем дальше, тем труднее сохранять и поддерживать равновесие.
Наиболее же благоприятным для счастья является союз мужчины и женщины приблизительно одного возраста (мужчина может быть немного старше), безоглядно преданных друг другу, относящихся к своей любви предельно честно, стремящихся во что бы то ни стало сберечь взаимопонимание. Пронести первую любовь через всю жизнь - что может быть прекрасней! Для этого девушки должны отказаться от удовольствия заигрывать с другими мужчинами, что, разумеется, нелегко. Быть может, рассказ о злоключениях Байрона объяснит им, какие опасности таятся в легкомысленном и на первый взгляд безобидном кокетстве. Какая страшная ответственность, сударыня, быть первой любовью талантливого человека. Да и любого человека вообще. Прощайте.
Кинуться в водуКинуться в воду
Необычайная тишина объемлет бескрайний простор - опаленные солнцем луга и уснувшее посреди долины, окутанное туманом селение. Этим утром я приступаю к новой книге. Вы скажете, что вам до этого дела нет и что напрасно я полагаю, будто о столь незначительном событии следует возвещать urbi et orbi(1). Признаю, что оно не имеет мирового значения, и я говорю вам об этом только для того, чтобы извлечь урок, полезный для вас, для меня, для каждого из нас.
Писать книги нелегко, но, пожалуй, еще труднее выбрать тему. Перед автором романов или биографий маячит множество сюжетов. "Жизнь Жорж Санд"? Заманчивая тема. Но кто только за нее не брался. Какой-нибудь малоизвестный герой? "Есть очень немного людей, - написал мне американский издатель, - чья жизнь занимает наших читателей. Это жизнь Христа, Наполеона, Линкольна, Марии Антуанетты и еще двух или трех исторических фигур..." Разумеется, любую тему можно осветить по-новому, оригинально трактуя ее или привлекая доселе неизвестные материалы. Но если до вас тема эта уже вызывала интерес у сотни исследователей, вы будете погребены под грудой ста тей и книг; если же, напротив, тема никем еще не разработана, вы утонете в океане неопубликованных и труднообъяснимых документов.
Словом, когда писатель только-только приступает к работе над книгой, ему кажется, что написать ее невозможно. Это одинаково верно и для романа, и для биографии. "Описать эту историю? Да, но она чересчур напоминает мою собственную жизнь... Тогда ту? Но огорчатся друзья, которые узнают в ней себя... Может, эту? Нет, слишком незначительна... А может, ту? Уж очень запутанная..." Тут есть только одно средство: начать. Ален говаривал: "Нельзя просто хотеть, надо делать. Как только человека бросают в житейское море - а это неизбежно, - он начинает там плавать". Руль может действовать лишь тогда, когда лодка спущена на воду. Не научишься писать, пока не возьмешься за перо. В этом деле, как и во всяком ином, нужно по кратком размышлении кинуться в воду. Не то просомневаешься всю свою жизнь. Я знал немало людей несомненно талантливых - они до самой смерти оставались на берегу и все вопрошали себя: "Хватит ли у меня сил?"
Силы непременно найдутся, если неустанно к чему-то стремиться. Ибо следующий шаг - это упорство. Нужно дать себе клятву завершить начатое. Решение написать книгу в тысячу страниц поначалу кажется неодолимым. А ведь достаточно писать ежедневно по три страницы в течение года, и вы ее закончите. Задумав книгу "Жизнь Виктора Гюго", я дал себе слово прочесть его произведения и все труды о его творчестве. Это долгий труд, но это будет сделано. Недопустимым промахом было бы остановиться на полпути и сказать себе: "Нет, это уж чересчур! Поищу-ка тему полегче". Может ли альпинист, достигший, вырубая ступени во льду, середины отвесной стены, вдруг повернуть вспять? Спасение для него только в мужестве. Это применимо ко всякому деянию, в частности к писательскому ремеслу.
- Но у меня, - скажете вы мне, - нет никакого желания писать.
Допустим, но ведь в чем-то вам хочется добиться успеха: в спорте, садоводстве, живописи, секретарской работе, кройке и шитье - уж не знаю, в чем еще? Рецепт всегда один: приступайте к делу, какой бы неуклюжей вы себя ни чувствовали, проявляйте настойчивость. Вы с изумлением убедитесь, что опыт, точно по волшебству, пришел к вам. Еще шесть месяцев тому назад вы с трудом управляли машиной на шоссе, сегодня вы искусно лавируете между грузовиками и такси на парижских улицах. Я вновь обращаюсь к великому Алену: "Лень заключается в беспрестанном взвешивании всех "за" и "против", ибо, пока раздумываешь, все возможности представляются равноценными... Нужно уметь ошибаться, падать и не удивляться при этом".
Не удивлюсь и я, увидев, что "Гюго" окажется для меня скалистой кручей. Я падаю, но все же продолжаю восхождение. Прощайте.
Так где же счастье?Так где же счастье?
Вы написали мне, дорогая, резкое и даже чуть жестокое письмо. "Я была немного раздражена, - пишете вы мне, - вашим письмом об оптимизме. Может ли здравомыслящий человек быть оптимистом в этом шатком мире? Возможно, вы и считаете себя счастливым, но на самом деле, говорю я вам, вы так же несчастны, как и все. Подумайте только, сначала вас ни с того ни с сего швырнули на шар, состоящий из суши и воды, который вертится во тьме, и после определенного, точно рассчитанного числа оборотов на земной орбите вы должны умереть. Можно ли, зная это, оставаться невозмутимым и довольным? Вы утверждаете, будто достаточно преуспели в жизни и все ваши скромные чаяния исполнились. Мой бедный друг, вам хочется этому верить, но вы не хуже меня знаете, что юношеские мечты возносили вас гораздо выше. Вы уверяете, что ваша жена нравится вам больше других женщин и что вы обрели счастье в браке? Полноте! Немного откровенности! Слишком зелен этот виноград. Сознайтесь, что порою вы жалеете о тех увлечениях, которых лишены, сохраняя супружескую верность. Постойте-ка, у столь милого вам Виктора Гюго есть превосходное стихотворение, озаглавленное: "Так где же счастье?" Из него явствует, что ваше мнимое счастье - всего лишь длинная вереница невзгод:
Мы по земной стезе проходим все мрачнее:
Как колыбель светла! Могила - мглы чернее!..
Едва мы родились, пред нами - скорбный путь.
Взрослеем, и нам жаль, что детства не вернуть,
На старости грустим, что молодость проходит,
Встречаем смерть, скорбя, что жизнь навек уходит!..
Так где же счастье, где? - я вопрошал. - Слепец!
Тебе ведь дал его небесный наш отец!
Да, вам его даровали, это счастье, но оно всего лишь грандиозный обман, ложь, которая продолжается до тех пор, пока мы совершаем свой короткий и бесплодный путь по земле..."
Сегодня вы очень мрачно настроены, querida; должно быть, вы начитались зловещих книг. В чем вы меня укоряете? В том, будто я закрываю глаза на мое, как вы выражаетесь, жалкое существование? В том, что я сам себя обманываю? Что вы хотите этим сказать? Забывать о тяготах человеческого существования, стараться не сосредоточивать на них все свои помыслы, выдвигать на первый план самое отрадное в скромных радостях повседневной жизни - первые ласки, первые проявления нежности, обручение, медовый месяц, радостное сознание, что дети взрослеют на твоих глазах, безмятежную старость - не значит обманывать себя. Это значит совершать мужественное усилие над самим собой и принимать жизнь такой, какая она есть. Я согласен с тем, что жизнь не может быть абсолютно счастливой, но в большой мере она может быть такой, и это зависит только от нас самих. Счастье не во внешних событиях. Оно - в сердцах тех, кого они затрагивают. Верить в счастье так, как верю я, значит сделать его истинным, ибо счастье - это вера в него. "Так где же счастье?" Оно рядом с каждым из нас. Оно совсем простое, совсем обычное и не может быть ложью, потому что оно - состояние души.
Если мне тепло, стало быть, мне тепло, это - факт. Сколько бы вы мне ни говорили: "Вы сами себя обманываете, вы ошибаетесь, думая, что вам тепло" - мне это совершенно безразлично. "Я доволен не оттого, что мне стало тепло, - говорил Спиноза, - а мне стало тепло, оттого что я доволен". Если я люблю свою жену и чувствую себя очень счастливым с нею, я действительно счастлив. Вы мне скажете: "Это не может длиться долго. Всякая любовь приедается, разбивается, забывается. Есть много женщин моложе и красивее вашей жены". Какое мне до того дело. Я не испытываю тяги к молодым. Что вы можете на это возразить? Счастье и ложь не могут сосуществовать, ибо в тот день, когда счастье будет признано ложью, оно перестанет быть счастьем. Что и требовалось доказать, querida. Читайте "Разговор о счастье" Алена, берегитесь чересчур мрачных романов и наслаждайтесь этим чудесным летом. Прощайте.
Дочитал наконец две просто замечательные книги из серии "Классическая и современная проза"...
1) Уильям Голдинг - "Шпиль"
2) Андре Моруа - "Письма незнакомке"
Вот случайно нашел на полке...
Начну с первой книги "Шпиль"...Книгу я дочитывал во втором часу ночи, так как оставлять на несколько часов чтение, буквально в шаге от концовки, было невозможно..."История полубезумного настоятеля собора, возмечтавшего доказать свою преданность Богу созданием великолепного шпиля. История человеческой гордыни - и человеческой скудости, плотской страсти - и высокой, страшной любви к Высшему..." Что двигало этим человеком? Он жертвовал всем, готов был играть людскими жизнями и судьбами...и все ради четырехсотфутового шпиля, ради камней, дерева и стекла, ради своей веры, ослепившей его, которая довела настоятеля до страшного безумия и свела в могилу...Но даже при смерти он думал о шпиле, о своей избранности...У него был покровитель - ангел...был и искуситель - диавол...И бесы, рвущиеся в собор...Он грезил на яву, мечтал и...губил. Губил сам собор, губил людей, губил себя...
Заслуживающее внимание произведение...
И вторая книга..."Письма незнакомке". Анотация: "Рассказы разных лет, но прежде всего - гениальные "Письма незнакомке". Парадоксальные, полные тонкого юмора и лиризма, они до сих пор считаются своеобразным "эталоном жанра" и до сих пор вызывают множество вопросов. Существовала ли таинственная Незнакомка, которой Моруа давал советы, достойные Лакло и Овидия? Быть может, это не столь уж и важно?" Книга - это сборник писем таинственной незнакомке...И в каждом письме, автор рассматривает одну из многочисленных граней нашей жизни, размышляет, рассказывает, отстаивая свою точку зрения и доказывая цитатами различных людей...Я был просто поражен, как точно совпадает все с окружающей действительностью...Андре Моруа видимо хорошо разбирался в людях и был очень образованным человеком...Уже сейчас я перечитываю некоторые из писем...и сам начинаю понимать все тонкости в людях...А потом с улыбкой вспоминаю нашу жизнь и точно такие же ситуации, и теперь я знаю, что двигало людьми в том или ином случае...Гениально и просто...Эту книгу стоит прочитать, а если такой возможности нет, то хотя бы какие-нибудь отрывки...Выкладываю наиболее понравившиеся мне письма и фразы...Будет лишнее время, прочитайте...
Об одной встречеОб одной встрече
В тот вечер я был не один в "Комеди Франсез". "Давали всего-навсего Мольера", но с большим успехом. Владычица Ирана* от души смеялась; Робер Кемп, казалось, блаженствовал; Поль Леото* притягивал к себе взоры.
Сидевшая рядом с нами дама шепнула мужу: "Скажу по телефону тетушке Клемансе, что видела Леото, она обрадуется".
Вы сидели впереди, закутавшись в песцовые меха, и, как во времена Мюссе, покачивалась предо мною подобранная "черная коса на дивной гибкой шее". В антракте вы нагнулись к подруге и оживленно спросили: "Как стать любимой?". Мне в свой черед захотелось нагнуться к вам и ответить словами одного из современников Мольера: "Чтобы понравиться другим, нужно говорить с ними о том, что приятно им и что занимает их, уклоняться от споров о предметах маловажных, редко задавать вопросы и ни в коем случае не дать им заподозрить, что можно быть разумней, чем они"*.
Вот советы человека, знавшего людей! Да, если мы хотим, чтобы нас любили, нужно говорить с другими не о том, что занимает нас, а о том, что занимает их. А что занимает их? Они же сами. Мы никогда не наскучим женщине, коль станем говорить с нею о ее нраве и красоте, коль будем расспрашивать ее о детстве, о вкусах, о том, что ее печалит. Вы также никогда не наскучите мужчине, если попросите его рассказывать о себе самом. Сколько женщин снискали себе славу искусных слушательниц! Впрочем, и слушать-то нет нужды, достаточно лишь делать вид, будто слушаешь.
"Уклониться от споров о предметах маловажных". Доводы, излагаемые резким тоном, выводят собеседника из себя. Особенно когда правда на вашей стороне. "Всякое дельное замечание задевает", - говорил Стендаль. Вашему собеседнику, возможно, и придется признать неопровержимость ваших доводов, но он вам этого не простит вовеки. В любви мужчина стремится не к войне, а к миру. Блаженны нежные и кроткие женщины, их будут любить сильнее. Ничто так не выводит мужчину из себя, как агрессивность женщины. Амазонок обожествляют, но не обожают. Другой, вполне достойный способ понравиться - лестно отзываться о людях. Если им это перескажут, это доставит им удовольствие и они в ответ почувствуют к вам расположение.
- Не по душе мне госпожа де..., - говорил некто.
- Как жаль! А она-то находит вас просто обворожительным и говорит об этом каждому встречному.
- Неужели?.. Выходит, я заблуждался на ее счет.
Верно и обратное. Одна язвительная фраза, к тому же пересказанная недоброжелательно, порождает злейших врагов. "Если бы все мы знали все то, что говорится обо всех нас, никто ни с кем бы не разговаривал". Беда в том, что рано или поздно все узнают то, что все говорят обо всех.
Возвратимся к Ларошфуко: "Ни в коем случае не дать им заподозрить, что можно быть разумней, чем они". Разве нельзя одновременно и любить, и восхищаться кем-то? Разумеется, можно, но только если он не выражает свое превосходство с высокомерием и оно уравновешивается небольшими слабостями, позволяющими другим в свой черед как бы покровительствовать ему. Самый умный человек из тех, кого я знал, Поль Валери, весьма непринужденно выказывал свой ум. Он облекал глубокие мысли в шутливую форму; ему были присущи и ребячество, и милые проказы, что делало его необыкновенно обаятельным. Другой умнейший человек и серьезен, и важен, а все же забавляет друзей своей неосознанной кичливостью, рассеянностью или причудами. Ему прощают то, что он талантлив, потому, что он бывает смешон;и вам простят то, что вы красивы, потому, что вы держитесь просто. Женщина никогда не надоест даже великому человеку, если будет помнить, что он тоже человек.
Как же стать любимой? Давая тем, кого хотите пленить, веские основания быть довольными собой. Любовь начинается с радостного ощущения собственной силы, сочетающегося со счастьем другого человека. Нравиться - значит и даровать, и принимать. Вот что, незнакомка души моей (как говорят испанцы), хотелось бы мне вам ответить. Присовокуплю еще один - последний - совет, его дал Мериме своей незнакомке: "Никогда не говорите о себе ничего дурного. Это сделают ваши друзья". Прощайте.
О пределах нежностиО пределах нежности
Поль Валери превосходно рассуждал о многом, и в частности о любви; ему нравилось толковать о страстях, пользуясь математическими терминами:
Он вполне резонно считал, что контраст между точностью выражений и неуловимостью чувств порождает волнующее несоответствие. Особенно пришлась мне по вкусу одна его формула, которую я окрестил теоремой Валери:
"Количество нежности, излучаемой и поглащаемой каждодневно, имеет предел".
Иначе говоря, ни один человек не способен жить весь день, а уж тем более недели или годы в атмосфере нежной страсти. Все утомляет, даже то, что тебя любят. Эту истину полезно напоминать, ибо многие молодые люди, равно как и старики, о ней, видимо, и не подозревают. Женщина упивается первыми восторгами любви; ее переполняет радость, когда ей с утра до вечера твердят, как она хороша собой, как остроумна, какое блаженство обладать ею, как чудесны ее речи; она вторит этим словословиям и уверяет своего партнера, что он - самый лучший и умный мужчина на свете, несравненный любовник, замечательный собеседник. И тому и другому это куда как приятно. Но что дальше? Возможности языка не безграничны. "Поначалу влюбленным легко разговаривать друг с другом... - Заметил англичанин Стивенсон. - Я - это я, ты - это ты, а все другие не представляют интереса".
Можно на сто ладов повторять: "Я - это я, ты - это ты".
Но не на сто тысяч! А впереди - бесконечная вереница дней.
- Как называется такой брачный союз, когда мужчина довольствуется одной женщиной? - Спросил у американской студентки некий экзаменатор.
- Монотонный, - ответила она.
Дабы моногамия не обернулась монотонностью, нужно зорко следить за тем, чтобы нежность и формы ее выражения чередовались с чем-то иным.
Любовную чету должны освежать "ветры с моря": общение с другими людьми, общий труд, зрелища. Похвала трогает, рождаясь как бы невзначай, непроизвольно - из взаимопонимания, разделенного удовольствия, становясь неприменно обрядом, она приедается.
У Октава Мирбо есть новелла*, написанная в форме диалога двух влюбленных, которые каждый вечер встречаются в парке при свете луны.
Чувствительный любовник шепчет голосом, еще более нежным, чем лунная ночь:
"Взгляните... Вот та скамейка, о любезная скамейка!" Возлюбленная в отчаянии вздыхает: "Опять эта скамейка!" Будем же остерегаться скамеек, превратившихся в места для поклонения. Нежные слова, появившиеся и изливающиеся в самый момент проявления чувств, - прелестны. Нежность в затверждениях раздражает.
Женщина агрессивная и всем недовольная быстро надоедает мужчине; но и женщина невзыскательная, простодушно всем восторгающаяся не надолго сохранит свою власть над ним. Противоречие? Разумеется. Человек соткан из противоречий. То прилив, то отлив. "Он осужден постоянно переходить от судорог тревоги к оцепенению скуки", - говорит Вольтер. Так уж созданы многие представители рода человеческого, что они легко привыкают быть любимыми и не слишком дорожат чувством, в котором чересчур уверены.
Одна женщина сомневалась в чувствах мужчины и сосредоточила на нем все свои помыслы. Неожиданно она узнает, что он отвечает ей взаимностью.
Она счастлива, но, повторяй он сутки напролет, что она - совершенство, ей, пожалуй, и надоест. Другой мужчина, не столь покладистый, возбуждает ее любопытство. Я знавал молоденькую девицу, которая с удовольствием пела перед гостями; она была очень хороша собой, и потому все превозносили ее до небес. Только один юноша хранил молчание.
- Ну а вы? - Не выдержала она наконец. - Вам не нравится, как я пою?
- О, напротив! - Ответил он. - Будь у вас еще и голос, это было бы просто замечательно.
Вот за него-то она и вышла замуж. Прощайте.
О необходимой мере кокетстваО необходимой мере кокетства
"Клевета, сударь! Вы просто не понимаете, чем решили пренебречь",- говорит один из персонажей "Севильского цирюльника"*. Меня частенько так и подмывает сказать слишком доверчивой и непосредственной в любви женщине:
"Кокетство, сударыня! Вы просто на понимаете, к чему относитесь свысока".
Кокетство было и есть поразительно мощное и опасное оружие. Этот набор искусных уловок, так внимательно изученный Мариво, заключается в том, чтобы сначала увлечь, затем оттолкнуть, сделать вид, будто что-то даришь, и тут же отнять. Результаты этой игры поразительны. И даже зная заранее обо всех этих ловушках, все равно попадешься.
Если хорошенько подумать, это вполне естественно. Без легкого кокетства, порождающего первую робкую надежду, у большинства людей любовь не просыпается. "Любить - значит испытывать волнение при мысли о некоей возможности, которая затем перерастает в потребность, настойчивое желание, навязчивую идею". Пока нам кажется совершенно невозможным понравиться такому-то мужчине (или такой-то женщине), мы и не думаем о нем (или о ней). Не терзаетесь же вы от того, что вы не королева Англии. Всякий мужчина находит, что Грета Гарбо и Мишель Морган на редкость красивы, и восторгается ими, но ему и в голову не приходит убиваться от любви к ним.
Для своих бесчисленных поклонников они всего лишь образы, живущие на экране. И не сулят никаких возможностей.
Но стоит нам только принять на свой счет чей-либо взор, улыбку, фразу, жест, как воображение помимо нашей воли уже рисует нам скрывающиеся за ними возможности. Эта женщина дала нам повод - пусть небольшой надеяться? С этой минуты мы уже во власти сомнений. И вопрошаем себя:
"Вправду ли она интересуется мною? А ну как она меня полюбит? Невероятно. И все же ее поведение..."
Короче, как говаривал Стендаль, мы "кристаллизуемся" на мысли о ней, другими словами, в мечтах расцвечиваем ее всеми красками, подобно тому как кристаллы соли в копях Зальцбурга заставляют переливаться все предметы, которые туда помещают.
Мало-помалу желание превращается в наваждение, в навязчивую идею.
Кокетке, которой хочется продлить это наваждение и "свести мужчину с ума", достаточно прибегнуть к старой как род людской тактике: убежать, дав перед этим понять, что она не имеет ничего против преследования, отказать, оставляя, однако, проблеск надежды: "Возможно, завтра я буду ваша". И уж тогда незадачливые мужчины последуют за нею хоть на край света.
Эти уловки достойны осуждения, если кокетка употребляет их, дабы вывести из равновесия многочисленных воздыхателей. Такое поведение непременно заставит ее быть нервной и обманывать, разве только она чертовски ловка и умудриться, никому не уступая, не задеть самолюбия мужчин. Но и записная кокетка рискует в конце концов исчерпать терпение своих обожателей. Она, как Селимена у Мольера, погнавшись за несколькими зайцами сразу, в конечном счете не поймает ни одного.
Раз вы не можете в счастливой стороне,
Как все нашел я в вас, все обрести во мне,
Прощайте навсегда! Как тягостную ношу,
С восторгом наконец я ваши цепи сброшу(1).
Напротив, кокетство совершенно невинно и даже необходимо, если его цель - сохранить привязанность мужчины, которого любят. В этом случае женщина в глубине души не испытывает никакого желания кокетничать.
"Величайшее чудо любви в том, что она исцеляет от кокетства".
По-настоящему влюбленной женщине приятно отдаваться без оглядки и притворства, часто с возвышенным великодушием. Однако случается, что женщина вынуждена слегка помучить того, кого любит, так как он принадлежит к числу тех мужчин, которые не могут жить, не страдая, и которых удерживает сомнение.
Тогда даже целомудренной, но влюбленной женщине не зазорно притворяться кокеткой, дабы не потерять привязанность мужчины, подобно тому как сестре милосердия приходится иногда в интересах больного быть безжалостной. Укол болезнен, но целителен. Ревность мучительна, но она укрепляет чувство. Если вы, моя незнакомка, когда-либо позволите мне узнать вас, не будьте кокеткой. Не то я непременно попадусь в сети, как и всякий другой. Прощайте.
Об одной молоденькой девушкеОб одной молоденькой девушке
- Покорить мужчину... - Говорит она. - Но женщине не дано покорять. Она - существо пассивное. Она ждет нежных признаний... Или обидных слов. Не ей же проявлять инициативу.
- Вы описываете видимость, а не реальность, - возражаю я. - Бернард Шоу уже давно написал, что если женщина и ждет нежных признаний, то так же, как паук ждет муху.
- Паук ткет паутину, - отвечает она, - а, что, по-вашему, делать бедной девушке? Она или нравиться, или нет. Коли она не нравится, ее жалкие старания не способны преобразить чувства мужчины. Думаю, она скорее добьется обратного: Ничто так не раздражает юношу, как притязания девушки, к которой он равнодушен. Женщина, которая сама себя навязывает и делает первый шаг, добьется презрения мужчины, но не любви.
- Это было бы верно, - говорю я, - если бы женщина действовала неумело и было бы очевидно, что инициатива исходит от нее; но искусство как раз в том и заключается, чтобы сделать первые шаги незаметно. "Она бежит под сень плакучих ив, но хочет, чтобы ее увидели..." Отступая, заманить противника - вот старая, проверенная военная хитрость, она немало послужила и девицам, и солдатам.
- Это и в самом деле испытанная хитрость, - соглашается она, - но, если у неприятеля нет ни малейшего желания преследовать меня, мое бегство ни к чему не приведет, я так и останусь в одиночестве под сенью плакучих ив.
- Вот тут-то вы, женщины, и должны постараться пробудить в мужчине желание преследовать вас. Для этого разработана целая тактика, и вам она знакома лучше, нежели мне. Надо ему кое-что позволить, притвориться, будто он вас сильно занимает, потом неожиданно "все поломать" и решительно запретить ему то, что еще вчера он считал прочно завоеванным. Контрастный душ - встряска суровая, но под ним и любовь, и желание растут как на дрожжах.
- Вам-то легко говорить, - возражает она, - но такая тактика предполагает, во-первых, хладнокровие у той, что приводит замысел в исполнение (а как подвергнуть испытанию человека, чей голос заставляет вас трепетать? ); во-вторых, необходимо, чтобы испытуемый мужчина уже начал обращать на нас внимание. В противном случае катайте, сколько хотите, клубок ниток, котенок отказывается играть.
- Ни за что не поверю, - говорю я, - что молоденькая и хорошенькая девушка не в силах заставить мужчину обратить на нее внимание; для начала достаточно завести речь о нем самом. Большинство представителей сильного пола кичатся своей специальностью. Терпеливо выслушивайте их разглагольствования о профессии и о них самих - этого вполне достаточно, чтобы они сочли вас умницей и почувствовали желание снова увидеться с вами.
- Стало быть, надо уметь и поскучать?
- А как же, - подтверждаю я. - Это уж само собой разумеется. Касается ли дело мужчин или женщин, любви или политики, в этом мире преуспеет тот, кто умеет и поскучать.
- Ну, а тогда я предпочитаю не преуспевать, - замечает моя собеседница.
- Я тоже, - соглашаюсь я, - и, бог свидетель, уж в этом-то мы с вами преуспеем. Вот такой разговор, querida (дорогая), произошел у меня вчера с одной молоденькой девушкой. Ничего не поделаешь! Вас ведь рядом не было, а жить-то все-таки нужно. Прощайте.
О минуте, определяющей судьбуО минуте, определяющей судьбу
Неправда, прекрасная незнакомка, будто жизнь каждого из нас уже с самого нашего появления на свет или даже от века целиком и полностью предопределена силой, которую нельзя ни понять, ни сломить. В какой-то мере это несомненно так. Родись вы дурнушкой, жизнь ваша была бы иной, а ваша красота - результат сочетания хромосом ваших родителей, повлиять на который не в ваших силах. К этому надо добавить, что лицо в наши дни может изменить к лучшему хирург, что обаяние и ум красят людей и что душевный покой читается в чертах. Кому принадлежат слова о том, что после сорока лет всякий человек ответственен за свое лицо? Человеческая способность "подправлять судьбу" коренится прежде всего в том, как мы реагируем на события.
События эти идут своим чередом. Кто-то любит вас и вам в этом признается. Но война похищает его у вас;
экономический кризис разоряет его; в его жизнь вторгается другая женщина. Таковы факты. Но не в этих голых фактах причина ваших невзгод или вашего счастья. Каково будет ваше поведение перед лицом этих событий? Вот вопрос вопросов. Во многих ситуациях бывает такая минута - единственная, - когда от принятого вами решения будет зависеть весь ход вашей жизни. Я именую ее минутой, определяющей судьбу. Почему речь идет всего лишь об одной минуте? Так уж устроен мир. Благоприятный случай редко представляется дважды.
На войне бывает именно так. Сражение на Марне было единственным шансом изменить ход войны, и реализовать его нужно было мгновенно. Фон Клук продвигался вперед слишком быстро. Жоффр и Галье-ни сумели этим воспользоваться. В тот день, хотя об этом еще никто не подозревал, Германия проиграла войну. То же самое происходит и в "войне" полов. Однажды наступает такой миг, когда мужчина, который уже давно ухаживает за женщиной, внезапно замечает в ее глазах что-то кроткое и беспомощное:
это - предвестие его победы. Множество причин сыграли тут свою роль: благоприятный случай, отсутствие посторонних, тон беседы, предгрозье, прочитанная книга, какой-нибудь жест. Словом, она - в его власти.
Но если в этот единственный, благословенный вечер мы упустим случай, подумав, что он не раз еще повторится и при более благоприятных обстоятельствах, мы потеряем выпавший на нашу долю шанс, причем навсегда. Женщина или спохватится, или вспомнит о возможных опасностях, или начнет презирать нас за нерешительность. А главное - она выйдет из-под влияния необычайного стечения обстоятельств, склонившего ее к капитуляции. Сегодня победа не требовала усилий, не вызывала сомнений; завтра она будет недостижима.
Я размышлял о такой минуте, определяющей судьбу, перечитывая вчера превосходный роман Мередита "Трагические комедианты". Это - жизнеописание Фердинанда Лассаля, немецкого социалиста и трибуна, полюбившего юную девушку благородного происхождения и сумевшего покорить ее своею красотой и талантом, несмотря на то что она уже была невестой другого. Однажды она сказала ему: "В моей семье относятся к вам с неприязнью; убежим вместе!" Он медлил: "Зачем омрачать вашу жизнь скандалом? Потерпим несколько месяцев, и мы поженимся с согласия ваших родителей". Он так никогда и не получил ни согласия, ни жены; он был убит на дуэли женихом девушки. О, причудливая игра гордости и страсти! Злосчастный Лассаль погиб нелепо, защищая свою честь;
возлюбленная оплакала его, но было уже слишком поздно, затем она вышла замуж за убийцу.
Слишком поздно. Остерегайтесь, сударыня, стать жертвой этих ужасных слов. Мне знаком и другой подобный случай: во время последней войны одна женщина получила от любившего ее офицера предложение выйти за него замуж. Она попросила всего одну ночь на размышление и на следующий день написала ему, что согласна. Однако в тот день, 10 мая 1940 года, началось немецкое наступление. Офицер был послан на фронт, ее письмо затерялось. Придя в отчаяние из-за двойного краха - своей страны и своего чувства, - он принялся ухаживать за Смертью. Эта податливая особа, как правило, не оставляет без внимания своих кавалеров... Горькие раскаяния, сожаления стали уделом той женщины. Ибо она всегда желала этого брака и попросила отсрочки лишь из чувства приличия и самолюбия. Не лучше ли было тотчас же ответить "да"?
Мораль: Ответьте мне без промедления. Прощайте.
О пределах терпенияО пределах терпения
Для некоторых людей большое искушение - доходить в своей доброте до слабости. Живое воображение позволяет им угадывать, какую радость вызовет у ближнего уступка и как огорчит отказ с их стороны; они угадывают скрытые, глубокие причины, объясняющие прихоть или вспышку гнева, которые другой на их месте строго осудил. "Все понять - значит все простить". Эти прекраснодушные люди только и делают, что прощают и приносят одну жертву за другой.
В их поведении была бы святость, когда бы они приносили в жертву только самих себя. Однако люди созданы для жизни со святыми, и снисходительность становится непростительной, ибо она наносит непоправимый вред тем, к кому ее проявляют.
Чересчур нежный муж, недостаточно строгий отец, сами того не желая и не подозревая об этом, формируют нрав своей жены или детей. Они приучают их ни в чем не знать ограничений, не встречать отпора. Однако человеческое общество предъявляет к людям свои требования. Когда эти жертвы нежного обращения встретятся с суровой правдой жизни (а это неизбежно), им будет трудно, гораздо труднее, чем тем, кого воспитывали без излишней мягкости. Они попробуют прибегнуть к тому оружию, которое до сих пор им помогало, к сетованиям и слезам, ссылкам на плохое настроение и недуги, - но столкнутся с равнодушием или насмешкой и впадут в отчаяние. Причина многих неудачных судеб - неправильное воспитание.
В каждом доме, в каждой семье все ее члены должны знать, что их любят, что родные готовы пойти ради них на многое, но что есть предел всякому терпению и если они его переступят, то им придется пенять на себя. Поступать по-другому - значит потакать порокам, которые для них же губительны, и, кроме того, ставить себя в такое положение, которое нельзя долго вынести. Уплачивая долги игрока или транжира, благодетель разорится, но не поможет и не излечит тех, кого хотел спасти. Женившись из жалости и без любви, человек обрекает на несчастье и самого себя, и свою спутницу жизни. "Братья мои, будем суровы", - говорит Ницше. Поправим его: "Братья мои, сумеем быть суровыми"; фраза станет не такой красивой, но более человечной.
То, что я говорю здесь о людях, приложимо, разумеется, и к нациям. В семье наций существуют чересчур добрые народы. В международной политике, как и в "семейной политике", изречение: "Все понять - значит все простить" - вещь опасная. Сносить и оставлять без ответа действия, которые угрожают человечеству войной, не значит служить миру. Тут также должны быть четко установлены пределы. Народы, как и отдельные люди, заходят в своих требованиях слишком далеко и посягают на что-либо до тех пор, пока не встречают отпора. Система сил пребывает в равновесии, пока действие равно противодействию. Когда противодействия нет, равновесие невозможно.
Теперь вы знаете, что вас ожидает. Я с вами мягок и снисходителен. Если понадобится, я смогу быть суровым. Оставайтесь же и впредь мудрой и загадочной незнакомкой, существующей только в моем воображении. Прощайте.
Против учтивостиПротив учтивости
Дорогая, остерегайтесь чрезмерной учтивости. Это свойство заставляет и мужчин и женщин совершать больше глупостей, чем худшие из недостатков.
Об этой истине две притчи говорят, И много поразительных примеров...
У одной парижской четы был близкий друг - профессор Б., хирург, прекрасный человек, олицетворение порядочности, мастер своего дела. Но все мы стареем, и наступил день, когда скальпель начал дрожать в его руке, утратившей прежнюю крепость. Не без участия его коллег по городу распространился слух, что во время операций у Б. случаются досадные неудачи. И вот именно в это время в семье, связанной узами дружбы с Б., заболел муж. Врач после осмотра и назначения режима объявил, что необходима операция.
- Кто ваш хирург? - спросил он. Больной назвал имя профессора Б., врач состроил гримасу:
- Он был мастером своего дела, он все еще может дать дельный совет, но...
Супруги посовещались. Можно ли было обидеть бедного Б., пригласив кого-либо из его собратьев? Оба сочли подобное поведение жестоким.
- И крайне неучтивым! - добавила жена. - Подумай сам, ведь только на прошлой неделе мы обедали у них.
Этот неопровержимый довод все решил. Пригласили Б., он был рад оказать услугу приятелю и согласился.
- Операция пустяковая, - заметил он.
Операция и впрямь была неопасная, однако больной умер. Зато учтивость была соблюдена.
А вот другая притча. Некоего юношу частенько приглашали к себе друзья его семьи, у которых в Нормандии имелся просторный загородный дом. Дочь хозяев питала к нему явную склонность, и ее родители хотели их брака. Но, испытывая к этой юной особе дружескую привязанность, он находил ее не слишком красивой и не имел никакого намерения связать себя с нею на всю жизнь.
Однажды весенним вечером, когда стояла прекрасная погода, все небо было в звездах, а яблони - в цвету, он совершил неосторожность и после ужина выказал желание прогуляться при свете луны.
- Превосходная мысль, - заметила хозяйка, - Мари-Жанна составит вам компанию.
Молодые люди вышли в сад. Бледная дымка окутывала фруктовые деревья. Под ногами с трудом различалась росистая трава. Мари-Жанна безо всякого умысла ступила ногой в рытвину и упала. Естественным и непроизвольным порывом юноши было поддержать ее. Она очутилась в его объятиях, их губы оказались близки.
- Ах! Я всегда знала, что вы любите меня... - прошептала она в упоении.
Чтобы вывести ее из заблуждения, требовались твердость и присутствие духа. Юноша не обладал ни тем, ни другим. Он смирился с непоправимым. Губы совершили путь к роковому поцелую. С прогулки молодые люди возвратились женихом и невестой. Он прожил всю жизнь с женщиной, которая, как говаривал Сван, "была не в его вкусе".
Querida, если сочтете нужным, будьте чертовски неучтивой. Прощайте.
Нежная, как воспоминаниеНежная, как воспоминание
"Нежная, как воспоминание"... Так озаглавлен томик писем Гийома Аполлинера, который вам надлежит прочесть. Любовные письма ныне редки и кратки. Письма Аполлинера вас восхитят. К тому же они как нельзя более подходят вам, ибо также адресованы незнакомке.
Это произошло 1 января 1915 года. Артиллерийский капрал Костровицкий (в литературу он вошел как Гийом Аполлинер, по двум своим именам) сел в Ницце в марсельский поезд и увидел в купе прелестную девушку Мадлену П. Он был нежен и поэтичен и заговорил с незнакомкой о любви, стал читать ей стихи. Бодлер, Верлен, Вийон... Аполлинер и незнакомка знали наизусть одних и тех же поэтов. "Однако он читал или, вернее, негромко проговаривал стихи, - пишет она, - с такой простотой, что я не могла с ним сравниться; изумленная, я покорно уступала ему, едва начав какое-нибудь стихотворение..." До чего изящно сказано.
Он уезжал на фронт, она направлялась в Алжир;
они обменялись адресами, и завязалась чуть ли не ежедневная переписка. Сидя на мешке с овсом, положив бумагу на ствол упавшего дерева, капрал писал, воскрешая в памяти образ словоохотливой молодень
кой пассажирки с длинными ресницами. Будучи поэтом и рыцарем, он играючи сочинял дивные письма, усеянные стихотворными строфами:
Галопом мчат воспоминанья
К ее сиреневым глазам.
И беззаботные мечтанья
Меня уносят к небесам.
Вам кажется странным, querida, что эта переписка с незнакомкой, которую он видел всего три часа и даже ни разу не поцеловал, породила большую любовь? Я же полагаю, что нет ничего более естественного. После Стендаля и Пруста мысль о том, что источник любви скорее в нас, нежели в любимом существе, превратилась в общее место. Сердце солдата, балансирующего между жизнью и смертью, переполнено любовью. Появляется незнакомка - и его чувство, переливаясь через край, сосредоточивается на ней и кристаллизуется. История подсказывает нам, что больше всего любили тех женщин, которых редко видели. Данте ничего толком не знал о Беатриче; самым пламенным своим страстям Стендаль предавался главным образом в мыслях, а "прелестная девушка" из цикла романов "В поисках утраченного времени" только однажды промелькнула на перроне вокзала. Так и письма Аполлинера, становясь все более страстными и под влиянием разлуки пропитываясь неистовой чувственностью, стали гораздо более спокойными, стоило ему во время отпуска повидаться со своей любимой. "Великая сила женщин - в их отсутствии". Так что вы очень сильны, сударыня.
Если вам придутся по вкусу эти сокровенные признания поэта, прочтите затем и другие его любовные послания; вы обнаружите, что он нередко писал в один и тот же день сразу трем разным женщинам, посвящал им одинаковые, лишь с незначительными изменениями, стихи. Вас это коробит? Вы не правы, моя прелесть. Все влюбленные, блиставшие в эпистолярном жанре, поступали таким же образом. Шатобриан мог, не задумываясь, скопировать для госпожи де Кастеллан письмо, прежде написанное им госпоже Рекамье. А уж стихи и подавно! Как отказаться от такого замечательного оружия и не употребить его еще раз? Вас приводит в ужас эта неискренность? Но поэты как нельзя более искренни, querida. Для Аполлинера или Шатобриана все три женщины сливаются в один образ сильфиды, созданный их воображением. Поэтам нужны такие перевоплощения. Без них нет поэзии. "Неужели вы думаете, что, будь Лаура женой Петрарки, он бы всю жизнь писал сонеты?" - спрашивал великий Байрон.
Так что оставайтесь незнакомкой. Прощайте.
Принимать то, что даноПринимать то, что дано
Она говорит: "Мужской характер столь отличен от женского, что самый обыкновенный мужчина кажется неопытной женщине чудищем, упавшим с другой планеты. Для всякой женщины тот, кого она любит, представляет трудноразрешимую задачу. Женщина смышленая или хотя бы рассудительная стремится справиться с ней, принимая в расчет то, что дано. Она говорит себе: "Он таков, каков есть, этим он мне и интересен, но, если уж я люблю его, надо как-то приноровиться к нему". Женщина требовательная и пылкая отказывается принимать исходные данные, иначе говоря, черты физического и нравственного облика ее мужа или любовника; она наивно думает, что ей удастся его переделать.
Вместо того чтобы решить раз и навсегда: "Он таков от природы; как сделать его счастливым?", эта властная особа думает: "Как переделать его, чтобы он сделал счастливой меня?" Раз уж она его любит, ей хочется, чтобы он был безукоризненным, похожим на тот идеал, что навеян ей чтением книг и грезами. Она его донимает, порицает, изводит, ставит ему в укор слова и поступки, которые с улыбкой снесла бы от всякого иного.
Недоумевающим она ответит, что такое поведение с ее стороны уже само по себе доказывает силу ее чувств, что если она и впрямь более терпима к другим, то это скорее от безразличия, чем от снисходительности. Ей кажется естественным, что, решив быть верной одному мужчине, она хочет, чтобы он по крайней мере отвечал ее вкусам. В конечном счете она, по ее мнению, перевоспитывает его для его же блага, и с тех пор, как она за него принялась, он уже во многом изменился к лучшему... Все это так, но, на беду, люди, как правило, вовсе не желают "меняться к лучшему", да и нельзя лепить человеческие характеры, как лепят бюсты из глины.
Мужчина - и даже юноша - сформировался под влиянием наследственности, семьи, воспитания, у него уже есть за плечами определенный опыт. Сложился его физический облик; укоренились привычки; определились вкусы. Пожалуй, еще возможно - и то не сразу - исправить известные его слабости, если делать это с величайшей осмотрительностью, мягкостью и осторожностью, умасливая его комплиментами, подобно тому как ваятель увлажняет затвердевающую под его пальцами глину. Но прямая и запальчивая критика вынуждает мужчину защищаться. Любовь, которая должна служить надежным пристанищем, оказывается усеянной шипами угроз и наказов. Сначала, если он очень влюблен, мужчина смирится с принуждением, попытается стать лучше; однако потом его подлинная натура возьмет верх и он проклянет ту, которая ломает его; любовь ослабеет и умрет; быть может, он даже станет всем сердцем ненавидеть ту, что похитила у него самое дорогое сокровище - былую веру в самого себя. Так по вине слишком разборчивых женщин между супругами рождается скрытая злоба..."
Тут я прервал ее:
- Не слишком ли вы строги к женщинам? Вы говорите только об их заблуждениях. Неужели вы думаете, что мужчина охотнее принимает исходные данные и признает в той, кого любит, натуру законченную и достойную уважения?
- Милый друг, - говорит она, - если и существуют еще на свете безрассудные женщины, требующие, чтобы мужчина не был ни эгоистом, ни увальнем, ни слепцом, ни педантом, согласимся, что их дело безнадежно. Прощайте.
Принимать то, что дано. Письмо второеПринимать то, что дано. Письмо второе
"Недостаточно принимать людей такими, каковы они есть; надо желать их такими - вот суть подлинной любви". Высказывание это принадлежит Алену; он преподает нам весьма поучительный урок. Есть много смиренных и безрадостных женщин. Они принимают мужа и детей такими, "какие они есть", но при этом не обходятся без жалоб на них. "Не везет мне, - говорят они, - я могла бы выйти замуж за более удачливого или умного человека, который добился бы большего. У меня бы могли быть более способные и ласковые дети. Я знаю, что не в моих силах переделать их; я принимаю то, что мне даровано судьбой, но, когда я вижусь со своей подругой, чей муж преуспевает, а дети блестяще сдают экзамены, я испытываю легкую зависть и сожаление. И это вполне естественно".
Нет, сударыня, это отнюдь не естественно. Во всяком случае, если вы любите своих близких. В человеке, который нам по-настоящему дорог, нам дорого все - даже его недостатки. Без них он не был бы самим собой, а значит, не имел бы тех качеств, которые привязывают вас к нему. Ваши дети учатся не так успешно, как другие? Может быть, но разве они не милее и не живее других? Ваш муж не пользуется достаточным авторитетом? Но зато он так обаятелен. Ведь с характером происходит то же, что и с лицом. Когда любишь по-настоящему, в любимом существе не замечаешь ни причуд, ни морщин. Я знаю, что человек, который мне дорог, мало смыслит в искусстве и, если при нем затронут эту тему, он наговорит немало чепухи. Что мне до того! Я не краснею за него: в нем есть множество иных превосходных качеств. Ведь человек - нечто целое, и я не хочу ничего в нем менять. Иначе это будет уже не мой муж и не мой ребенок.
Подлинная любовь все делает прекрасным. Ваш супруг слишком часто употребляет одни и те же словечки? Пусть другие находят это смешным, вы к ним уже привыкли, и они не режут вам слух. У него страсть к политике? Сперва это вас забавляет, а потом вы начнете ее разделять. "А если его недостатки убивают во мне любовь к нему?" - спросите вы. Стало быть, вы его недостаточно любите или у вас не хватает терпения. Должно пройти время, прежде чем научишься жить с кем бы то ни было, даже со своими детьми, когда они вырастают. Я вот что хочу сказать: существует два разных подхода к людям. Первый состоит в том, чтобы взирать на них критическим оком - возможно, это справедливо, но сурово, это подход равнодушных. Другой соткан из нежности и юмора; при этом можно видеть все изъяны и недостатки, но смотреть на них с улыбкой, а исправлять мягко и с шуткой на устах. Это подход любящих. И где доказательства тому, что вы были бы счастливее, будь ваши близкие иными? Разве честолюбивый муж сделал бы вашу жизнь более приятной? Кто знает? Важные посты связаны с большими неприятностями и тяжкой ответственностью. Рискуешь их потерять, а падение болезненно. Но даже если все сложится удачно, разве в этом источник радости? Едва добившись одного, человек тут же тянется за другим. А вообще же никто не способен съесть больше того, что позволяет желудок. А привязанность, дружба легче расцветают в простой, непритязательной обстановке, чем в пустыне власти. Ваша единственная беда заключается в том, что вы считаете себя несчастной и мечтаете о том, чего у вас нет, вместо того, чтобы получать удовольствие от того, чем вы обладаете. Скажите же самой себе: "Мой муж застенчив, зато он мне мил. Мои дети не так уж талантливы, но они добрые и хорошие дети".
И тогда вы почувствуете себя счастливой. Ибо счастье именно в том и состоит, чтобы не желать перемен в тех, кого любишь. Вот и я принимаю вас такой, какая вы есть, - незнакомой и непознаваемой. Прощайте.
Первая любовьПервая любовь
Первая любовь на всю жизнь оставляет след в душе мужчины. Если это была счастливая пора, если женщина или девушка, которая впервые пробудила чувства юноши, ответила ему взаимностью и ни разу не дала ему повода усомниться в ее чувствах, атмосфера доверия и душевного покоя всегда будет сопутствовать ему. Если же в тот первый раз, когда он желал безоглядно довериться, его оттолкнули и предали, рана так никогда и не затянется полностью, а нравственное здоровье, пошатнувшись, долго не восстановится.
Нельзя сказать, что последствия таких разочарований всегда одинаковы. Любовь - это недуг, симптомы которого каждый раз проявляются по-разному. Байрон, которого Мэри Энн Чаворт презирала за его увечье, превратился в донжуана и заставлял всех остальных женщин расплачиваться за жестокосердие первой. Диккенс, отвергнутый за бедность Марией Биднелл, сделался властным, ворчливым, вечно недовольным мужем. И тому, и другому первая неудача помешала найти свое счастье.
Очень часто мужчина, несчастливый в первой любви, всю свою жизнь грезит о женщине поэтической и нежной, по-девически чистой и по-матерински доброй, дружелюбной и чувственной, все понимающей и послушной. В постоянной погоне за сильфидой он идет от увлечения к увлечению. Вместо того чтобы иметь дело с земными женщинами - пусть несовершенными и непростыми, но женщинами во плоти, он, как выражались романтические поэты, ищет ангела, а сам уподобляется зверю.
Бывает, что молодой человек, разочаровавшись в своих сверстницах, сближается с сорокалетней женщиной. Неуловимая доля материнской нежности, окрашивающая ее чувство, вселяет в него уверенность в ее неизменной нежности к нему. К тому же, сознавая, что она старше и что старость уже не за горами, она приложит все силы, чтобы удержать своего юного возлюбленного. Бальзак, вступивший в молодости в любовную связь с женщиной, которая была гораздо старше его, на всю жизнь сохранил веру в себя и несколько наивное бахвальство - качества, сослужившие ему службу в трудных жизненных битвах. Прибавьте к этому, что женщина лет тридцати пяти или сорока будет более надежным проводником в жизни, чем молоденькая девушка, ничего не знающая о трудностях, возникающих на жизненном пути. Но в таких союзах чем дальше, тем труднее сохранять и поддерживать равновесие.
Наиболее же благоприятным для счастья является союз мужчины и женщины приблизительно одного возраста (мужчина может быть немного старше), безоглядно преданных друг другу, относящихся к своей любви предельно честно, стремящихся во что бы то ни стало сберечь взаимопонимание. Пронести первую любовь через всю жизнь - что может быть прекрасней! Для этого девушки должны отказаться от удовольствия заигрывать с другими мужчинами, что, разумеется, нелегко. Быть может, рассказ о злоключениях Байрона объяснит им, какие опасности таятся в легкомысленном и на первый взгляд безобидном кокетстве. Какая страшная ответственность, сударыня, быть первой любовью талантливого человека. Да и любого человека вообще. Прощайте.
Кинуться в водуКинуться в воду
Необычайная тишина объемлет бескрайний простор - опаленные солнцем луга и уснувшее посреди долины, окутанное туманом селение. Этим утром я приступаю к новой книге. Вы скажете, что вам до этого дела нет и что напрасно я полагаю, будто о столь незначительном событии следует возвещать urbi et orbi(1). Признаю, что оно не имеет мирового значения, и я говорю вам об этом только для того, чтобы извлечь урок, полезный для вас, для меня, для каждого из нас.
Писать книги нелегко, но, пожалуй, еще труднее выбрать тему. Перед автором романов или биографий маячит множество сюжетов. "Жизнь Жорж Санд"? Заманчивая тема. Но кто только за нее не брался. Какой-нибудь малоизвестный герой? "Есть очень немного людей, - написал мне американский издатель, - чья жизнь занимает наших читателей. Это жизнь Христа, Наполеона, Линкольна, Марии Антуанетты и еще двух или трех исторических фигур..." Разумеется, любую тему можно осветить по-новому, оригинально трактуя ее или привлекая доселе неизвестные материалы. Но если до вас тема эта уже вызывала интерес у сотни исследователей, вы будете погребены под грудой ста тей и книг; если же, напротив, тема никем еще не разработана, вы утонете в океане неопубликованных и труднообъяснимых документов.
Словом, когда писатель только-только приступает к работе над книгой, ему кажется, что написать ее невозможно. Это одинаково верно и для романа, и для биографии. "Описать эту историю? Да, но она чересчур напоминает мою собственную жизнь... Тогда ту? Но огорчатся друзья, которые узнают в ней себя... Может, эту? Нет, слишком незначительна... А может, ту? Уж очень запутанная..." Тут есть только одно средство: начать. Ален говаривал: "Нельзя просто хотеть, надо делать. Как только человека бросают в житейское море - а это неизбежно, - он начинает там плавать". Руль может действовать лишь тогда, когда лодка спущена на воду. Не научишься писать, пока не возьмешься за перо. В этом деле, как и во всяком ином, нужно по кратком размышлении кинуться в воду. Не то просомневаешься всю свою жизнь. Я знал немало людей несомненно талантливых - они до самой смерти оставались на берегу и все вопрошали себя: "Хватит ли у меня сил?"
Силы непременно найдутся, если неустанно к чему-то стремиться. Ибо следующий шаг - это упорство. Нужно дать себе клятву завершить начатое. Решение написать книгу в тысячу страниц поначалу кажется неодолимым. А ведь достаточно писать ежедневно по три страницы в течение года, и вы ее закончите. Задумав книгу "Жизнь Виктора Гюго", я дал себе слово прочесть его произведения и все труды о его творчестве. Это долгий труд, но это будет сделано. Недопустимым промахом было бы остановиться на полпути и сказать себе: "Нет, это уж чересчур! Поищу-ка тему полегче". Может ли альпинист, достигший, вырубая ступени во льду, середины отвесной стены, вдруг повернуть вспять? Спасение для него только в мужестве. Это применимо ко всякому деянию, в частности к писательскому ремеслу.
- Но у меня, - скажете вы мне, - нет никакого желания писать.
Допустим, но ведь в чем-то вам хочется добиться успеха: в спорте, садоводстве, живописи, секретарской работе, кройке и шитье - уж не знаю, в чем еще? Рецепт всегда один: приступайте к делу, какой бы неуклюжей вы себя ни чувствовали, проявляйте настойчивость. Вы с изумлением убедитесь, что опыт, точно по волшебству, пришел к вам. Еще шесть месяцев тому назад вы с трудом управляли машиной на шоссе, сегодня вы искусно лавируете между грузовиками и такси на парижских улицах. Я вновь обращаюсь к великому Алену: "Лень заключается в беспрестанном взвешивании всех "за" и "против", ибо, пока раздумываешь, все возможности представляются равноценными... Нужно уметь ошибаться, падать и не удивляться при этом".
Не удивлюсь и я, увидев, что "Гюго" окажется для меня скалистой кручей. Я падаю, но все же продолжаю восхождение. Прощайте.
Так где же счастье?Так где же счастье?
Вы написали мне, дорогая, резкое и даже чуть жестокое письмо. "Я была немного раздражена, - пишете вы мне, - вашим письмом об оптимизме. Может ли здравомыслящий человек быть оптимистом в этом шатком мире? Возможно, вы и считаете себя счастливым, но на самом деле, говорю я вам, вы так же несчастны, как и все. Подумайте только, сначала вас ни с того ни с сего швырнули на шар, состоящий из суши и воды, который вертится во тьме, и после определенного, точно рассчитанного числа оборотов на земной орбите вы должны умереть. Можно ли, зная это, оставаться невозмутимым и довольным? Вы утверждаете, будто достаточно преуспели в жизни и все ваши скромные чаяния исполнились. Мой бедный друг, вам хочется этому верить, но вы не хуже меня знаете, что юношеские мечты возносили вас гораздо выше. Вы уверяете, что ваша жена нравится вам больше других женщин и что вы обрели счастье в браке? Полноте! Немного откровенности! Слишком зелен этот виноград. Сознайтесь, что порою вы жалеете о тех увлечениях, которых лишены, сохраняя супружескую верность. Постойте-ка, у столь милого вам Виктора Гюго есть превосходное стихотворение, озаглавленное: "Так где же счастье?" Из него явствует, что ваше мнимое счастье - всего лишь длинная вереница невзгод:
Мы по земной стезе проходим все мрачнее:
Как колыбель светла! Могила - мглы чернее!..
Едва мы родились, пред нами - скорбный путь.
Взрослеем, и нам жаль, что детства не вернуть,
На старости грустим, что молодость проходит,
Встречаем смерть, скорбя, что жизнь навек уходит!..
Так где же счастье, где? - я вопрошал. - Слепец!
Тебе ведь дал его небесный наш отец!
Да, вам его даровали, это счастье, но оно всего лишь грандиозный обман, ложь, которая продолжается до тех пор, пока мы совершаем свой короткий и бесплодный путь по земле..."
Сегодня вы очень мрачно настроены, querida; должно быть, вы начитались зловещих книг. В чем вы меня укоряете? В том, будто я закрываю глаза на мое, как вы выражаетесь, жалкое существование? В том, что я сам себя обманываю? Что вы хотите этим сказать? Забывать о тяготах человеческого существования, стараться не сосредоточивать на них все свои помыслы, выдвигать на первый план самое отрадное в скромных радостях повседневной жизни - первые ласки, первые проявления нежности, обручение, медовый месяц, радостное сознание, что дети взрослеют на твоих глазах, безмятежную старость - не значит обманывать себя. Это значит совершать мужественное усилие над самим собой и принимать жизнь такой, какая она есть. Я согласен с тем, что жизнь не может быть абсолютно счастливой, но в большой мере она может быть такой, и это зависит только от нас самих. Счастье не во внешних событиях. Оно - в сердцах тех, кого они затрагивают. Верить в счастье так, как верю я, значит сделать его истинным, ибо счастье - это вера в него. "Так где же счастье?" Оно рядом с каждым из нас. Оно совсем простое, совсем обычное и не может быть ложью, потому что оно - состояние души.
Если мне тепло, стало быть, мне тепло, это - факт. Сколько бы вы мне ни говорили: "Вы сами себя обманываете, вы ошибаетесь, думая, что вам тепло" - мне это совершенно безразлично. "Я доволен не оттого, что мне стало тепло, - говорил Спиноза, - а мне стало тепло, оттого что я доволен". Если я люблю свою жену и чувствую себя очень счастливым с нею, я действительно счастлив. Вы мне скажете: "Это не может длиться долго. Всякая любовь приедается, разбивается, забывается. Есть много женщин моложе и красивее вашей жены". Какое мне до того дело. Я не испытываю тяги к молодым. Что вы можете на это возразить? Счастье и ложь не могут сосуществовать, ибо в тот день, когда счастье будет признано ложью, оно перестанет быть счастьем. Что и требовалось доказать, querida. Читайте "Разговор о счастье" Алена, берегитесь чересчур мрачных романов и наслаждайтесь этим чудесным летом. Прощайте.
@музыка: Ария - "Пытка тишиной"
@настроение: Осмысливаем...
-
-
13.05.2006 в 10:31-
-
13.05.2006 в 11:28http://lib.aldebaran.ru/author/gold...g_uilyam_shpil/
Далее скачиваете rtf.zip...Думаю Вам понравится))
-
-
13.05.2006 в 12:10